Вильям Кинг - Победитель троллей
Он поднялся на ноги, схватившись за рукоять меча. Феликс наблюдал за ним, загипнотизированный собственной ненавистью.
— Я нашел там своего отца. В нем все еще угадывались семейные черты, несмотря на то, как он изменился… Он все еще узнавал меня и называл сыном, произнося это слово холодным металлическим голосом. Он взял с меня клятву убить его. Он был слишком труслив, чтобы сделать это самому. Таков был Готфрид. Он думал, что делает добро моему отцу, оставив ему жизнь. Оставив жизнь мутанту.
Манфред начал подходить ближе. Феликс заметил, как кровь капает с его меча, оставляя следы на полу. Он чувствовал себя опустошенным и усталым. Сумасшедший молодой вельможа стал для него центром мира.
— Как только я почувствовал, как кровь старика струится по моему кинжалу, все изменилось. Впервые для меня все стало ясным. Я увидел, как Хаос разрушает все, уродуя и искажая, как он поступил с телом моего отца. Я знал, что я его сын и что это внутри меня, течет в моей крови, что это — знак демона. Я был посланником Хаоса, порожденный им. Я был ребенком Тьмы. Моим предназначением было уничтожить род фон Диелов, и я это сделал.
Он рассмеялся.
— Ссылка была прекрасной возможностью, ниспосланной самим адом. Лавина была вызвана мной, это было хорошее начало. Я подумал, что провалил все дело, когда освободил мертвяков, а они не сумели уничтожить моего дядю и его приближенных. Но теперь вас ничто не спасет. Тьма заберет всех вас. Проклятье исполнилось.
— Еще нет, — сказал Феликс, его голос прерывался и был полон ненависти. — Ты фон Диел, и ты все еще жив. Я еще не убил тебя.
Вновь последовал безумный смех. Вновь Феликс почувствовал, как будто из-за человеческой плоти проступают черты демона.
— Господин Ягер, у вас есть чувство юмора. Очень хорошо! Но как вы собираетесь убить порождение Хаоса?
— Давай это выясним, — сказал Феликс, делая выпад. С быстротой змеи Манфред поднял лезвие и отбил удар, а затем начал наступать. Удары меча высекали искры, сталь соединялась со сталью. Рука, которой Феликс дрался, онемела от силы ударов Манфреда. У вельможи была мощь маньяка.
Феликс отступал. В другое время холодный ужас перед безумием Манфреда парализовал бы его, но теперь он был настолько преисполнен местью и яростью, что в нем не осталось места страху. Его мир опустел. Он жил только для того, чтобы уничтожить убийцу Кирстен. Других желаний у него не осталось.
Двое обезумевших мужчин сражались в покоях барона. Манфред наступал с кошачьей грацией, самоуверенно улыбаясь, как будто бы веселясь от глупой шутки. Его меч плел стальной кокон, медленно сжимавшийся вокруг Феликса. Его глаза сверкали холодным нечеловеческим блеском.
Наконец Феликс почувствовал каменную кладку стены за спиной. Он рванулся вперед, оказавшись прямо перед Манфредом. Манфред парировал удар с завидной легкостью. Они стояли друг против друга, со скрещенными мечами, их лица были в паре вершков одно от другого. Они усиливали нажим, ища слабое место противника. Мускулы напряглись на шее Ягера, и силы его совсем покинули, когда Манфред медленно и неумолимо отбросил его руку и прижал острое, как бритва, лезвие к лицу Феликса.
— До свидания, господин Ягер, — сказал он небрежно.
Феликс ударил каблуком своего ботинка в подъем ноги Манфреда, вложив в этот удар всю свою силу и вес. Он почувствовал, как надломилась кость, лицо дворянина исказилось в агонии, нажим ослаб. Он выбросил вперед свой меч, скользнувший по шее Манфреда. Драматург пошатнулся, и удар Феликса пронзил его сердце.
Манфред упал на колени и взглянул на Феликса пустыми, непонимающими глазами. Феликс оттолкнул его своим ботинком и плюнул ему в лицо.
— Вот теперь проклятье исполнилось, — произнес он.
Сознание прояснилось, и страх исчез. Феликс вышел на холодный ночной воздух, ожидая встретить наездников на волках и умереть. Его больше ничто не волновало. Он хотел этого. Он начинал лучше понимать Готрека. У него не осталось ничего, ради чего стоило бы жить. Он преодолел все страхи.
— Кирстен, скоро я буду с тобой, — думал он.
В воротах он увидел Готрека, стоявшего на груде тел. Кровь текла из открытых ран гнома. Он двинулся вперед, опираясь на рукоятку секиры, с трудом удерживая равновесие. Рядом с ним Феликс увидел тела Хефа и остальных защитников.
Готрек повернулся к нему, и Феликс увидел, что слетевшая в пылу боя повязка обнажила пустую глазницу воина. Гном зашатался от головокружения, упал и медленно, с большим трудом попытался подняться.
— Где ты пропадал, человечий отпрыск? Ты пропустил хорошую битву.
Феликс подошел к нему.
— Похоже на то.
— Чертовы гоблины, они просто желтоглазые трусы. Убиваешь их вожака, и остальные поджимают хвост и убегают. — Он болезненно рассмеялся. — Конечно… мне пришлось прикончить два десятка или около того, прежде чем они согласились со мной.
— Да, — сказал Феликс, глядя на груду мертвых волков и орков. Он мог выделить из них облаченную в волчью шкуру голову шамана.
— Проклятье, — сказал Готрек. — Не получается подняться на ноги.
Он закрыл свой глаз и замер.
Феликс наблюдал, как короткая вереница крестьян потянулась на север под зорким присмотром нескольких уцелевших солдат. Он подумал, что теперь, без отряда барона, их смогут принять другие поселенцы. Хотя бы ради детей, надеялся он.
Он повернулся к массивной могиле, кургану, в котором они похоронили тела. Он думал о своем будущем, похороненном вместе с ними. Он снова оказался бездомным изгнанником. Феликс взвалил на плечи свою ношу и посмотрел на далекие горы.
— Прощайте, — сказал он. — Я буду скучать.
Готрек нервно потер свою новую заплатку на глазу, затем высморкался. Он поднял секиру. Феликс заметил, что его раны затянулись и почти что зажили.
— В этих горах обитают тролли, человечий отпрыск. Я чувствую их запах.
Когда Феликс заговорил, его голос был ровен и лишен всяких эмоций.
— Так пойдем и разберемся с ними.
Он и Готрек обменялись взглядами, полными безмолвным пониманием.
— Мы еще сделаем из тебя Победителя троллей, человечий отпрыск.
Усталым шагом оба направились под сень мрачных гор, следуя за блестящей нитью Гремящей реки.
Темные Низовья мира
«После печальных событий в форте фон Диела мы с тяжелым сердцем отправились в горы, к Восьми Вершинам Карака. Это было трудное и длинное путешествие, а дикая местность, по которой мы проходили, была полна опасностей. Голод, тяготы и постоянная угроза нападения зеленокожих не улучшили моего душевного состояния и, может быть, поэтому на меня произвело огромное впечатление увядшее могущество руин древнего города гномов, затерянного многие века среди этих далеких вершин, когда я впервые увидел его. В любом случае я сейчас припоминаю, что у меня было тяжелое и недоброе предчувствие от того, что мы обнаружим там, — и как часто бывало, мои страхи нашли соответствующее подтверждение…»
