Юрий Никитин - Гиперборей
— Сжечь частокол! — велел он. — Дотла. Поджечь крепость, а ударить лишь потом, чтобы все по-честному, грудь на грудь. Верно?
— Верно! — заревели, обрадованные, те, кто только что обзывал его трусом и рвался лезть на стены. — Чтоб — по-честному! Посмотрим, кто устоит в честном бою!
В частокол метали стрелы и даже копья, обернутые горящей паклей. Малые деревянные крепости полыхали, окруженные морем блистающих мечей. Отряды обров начали таять, как куски льда, брошенные в котлы с кипящей водой.
Олег пустил усталого коня шагом. Плечи и руки ныли — с утра до вечера махал мечом. В последний день все-таки ввязался в бой — трижды менял посеченные доспехи, четырежды под ним убивали коня. Но случилось то, чего не ждал даже он, — обров стерли с лика земного за день и ночь! Как будто и не было обров — грозной силы, что наводила ужас на дулебов! Теперь у победителей впереди самое трудное и самое кровавое — драться из-за добычи. В драке погибнет, чем в сражении с обрами. Старая вражда укрепится, добавятся новые обиды...
Пройдет время — от обров не останется даже имен. Разве что оброк обирать, обрыдлый... Историки, дети Геродота, скажут: избрали неверную дорогу. А сколько смельчаков уводили свой род, чтобы дать начало новому племени? Новому народу? Таргитай, уйдя от невров, народил на новом месте троих сыновей: Арпо, Липо и Коло. Они дали жизнь трем великим народам. Коло преуспел, его род принял имя сколотов — ушедших с Коло. Они поселились на излучине реки, назвали ее Ворсклой, а выстроенный город нарекли Осколом. Коло, его называли уже Колоксаем — Колоцарем, жил тысячу лет, у него было три сына: Гелон, Агафирс и Скиф. Все три дали начало трем великим племенам, затем первые два незаметно растворились среди других, а племя Скифа сотни лет потрясало мир, грабило страны Востока, дало миру мудрецов, магов, героев, умельцев, которые придумали стремена, гончарный круг, научились выковывать железные мечи, затем — булатные...
У Скифа — он прожил семьсот лет — были сыновья: Пал, Нап и Славен. От Пала и Напа остались только основанные ими города, зато Славен постарался за всех троих, дав начало такому племени, которое уже через пару сотен лет расплодилось так, что раздробилось на сотни племен — теперь дерутся между собой, как осатанелые звери, позабыв про кровное родство.
Славен жил пятьсот лет с гаком. У него среди кучи ничем неприметных детей был крепкий витязь Пан, что завоевал для своих потомков Зеленую долину, названную по его имени Паннонией. Он жил пятьсот двадцать лет, у него было три сына: Чех, Лях, Рус. Они сперва жили в горах, потом спустились со своими родами, оставив престарелого Пана, потеснили внизу племена. Эти три сына Пана, внуки Славена, дали начало трем сильным племенам — все трое выжили, не погибли, не растворились среди более сильных народов...
Конь под ним чуть отдохнул, ожил, на ходу хватал верхушки высоких трав. Для него это была просто земля, не вражеская, не надо оглядываться, чутко прислушиваться к звукам. А для Олега, как всякого чужака, — вокруг враги, хотя все говорят на одном и том же языке, а несколько поколений тому вовсе были одним племенем.
Он был в своей волчьей шкуре, наброшенной на плечи, на запястьях блестели широкие браслеты, с пояса свисали швыряльные ножи. Под ним поскрипывало новенькое седло, ноги упирались в надежные стремена, в правой руке он держал поводья, в левой — дротик. Он мог метать дротик любой рукой, мог управлять конем коленями, но Громодар подобрал ему двух сильных молодых коней, способных нести тяжелого всадника в полном снаряжении, однако не обученных, приходилось учить на ходу. За спиной он держал колчан со стрелами, лук висел с правой стороны седла. Огромный двуручный меч Олег оставил на второй лошади, та несла еще походный котел, два вьюка, разную необходимую в походе мелочь.
Солнце было уже высоко, когда он выехал из леса. Впереди лежала степь, воздух был чистый, ароматный. Головки цветов покачивались под легким ветерком, густая трава щекотала коню брюхо. Олег держался настороженно: благочестивых размышлений о судьбах народов не прерывал, но всматривался в каждое шевеление, вслушивался в шорохи. Кони, отдохнув за ночь, бодро трусили по степи, но Олег часто оглядывался назад.
Иногда слышал песню жаворонка, видел быстрые тени коршунов, ястребов. Однажды мелькнуло стремительное тело сапсана, как-то даже Олег услышал курлыкающие песни журавлей. Поднял глаза на пролетающий клин, удивился: куда так рано? Весна, начало лета!
Часто встречались густые рощи. Олег с удовольствием подъезжал поближе, держа лук наготове. Хорошо бы, подстрелить кабанчика, оленя, но в роще могут таиться и охотники за добычей.
Когда сзади послышался нарастающий с каждым мигом стук копыт, он выругал себя, что не зачуял раньше, не успевает укрыться с конями в чаще, надо принимать бой.
На дорогу выметнулся вороной конь. С его удил падала желтая пена, налитые кровью глаза были безумно вытаращены. В гриву уткнулась лицом женщина, черные волосы развевались по ветру, тонкие руки обхватили шею жеребца. Она была без седла, по ветру сухо лопотал подол короткой рубашки.
Олег ухватил за мелькнувший повод. Руку едва не выдернуло из плеча, но тяжелый конь под Олегом лишь качнулся, а вороной поднялся на дыбы, дико завизжав. Олег дернул за удила, разрывая ему рот, вороной опустил копыта, укрощенный. Он хрипел, бока раздувались словно кузнечные мехи, от него несло горячим потом.
Женщина испуганно подняла голову. Ее глаза округлились:
— Это ты...
— Ожидала другого? — ответил Олег медленно. — Что случилось, Гульча?
Она в страхе оглянулась, голос ее был хриплым, губы пересохшими:
— За мной погоня!.. Где укрыться?
— Я здесь впервые, — ответил Олег. — Но поищем.
Он пустил коня в глубину рощи, вороного держал в поводу. Гульча снова уткнулась лицом в гриву коня, обхватив толстую шею руками, покрытыми грязью и царапинами.
Выбрав поляну, со всех сторон окруженную толстыми стволами, Олег спрыгнул, снял девушку и усадил на траву.
— Сейчас разведу огонь, а ты сиди. Расскажешь потом.
— Хорошо, — прошептала она послушно.
На худой шее часто билась голубая жилка. Она закрыла лицо грязными ладошками, всхлипнула. Олег поспешно собрал сухие ветки, принес воды из ближнего ручья, набросал лечебных трав в котел с кипящей водой. Сбил с березы черный нарост чагу, размельчил, добавил в кипящую воду к травам. Девушка не двигалась, сомлела или заснула, выбившись из сил.
Олег потряс ее за плечо:
— Выпей.
Она испуганно распахнула глаза, непривычно крупные, с огромной радужной оболочкой, темно-коричневые, как надкрылья жука-хруща, смотрела непонимающе. Ее брови были высоко вздернуты, придавая лицу выражение сердитого удивления:
