Дым на солнце - Рене Ахдие
Солдат в последний раз пнул бочку, прежде чем выбежать обратно на улицу.
Прошло несколько мгновений, прежде чем девушка наконец позволила себе расслабиться. Позволила своему телу найти более удобное положение. Она оставалась в тени, пока звуки погони не растворились в грохоте дождя. Затем с нарочитой осторожностью она потянулась к деревянному столбу и с приглушенным стуком опустила ноги в грязь. Девушка выпрямилась, снимая маску с лица.
Но стоило ей повернуться к выходу, как дверь, ведущая в закрытую часть кузницы, скользнула в сторону. Вздрогнув от звука, девушка уронила маску в грязь.
Перед ней стояла женщина с поседевшими висками и неумолимым взглядом.
Хотя лицо девушки осталось безмятежным, ее сердце дрогнуло в груди.
Судя по возрасту, эта женщина могла бы быть ровесницей ее матери. Если бы она крикнула хоть слово, девушку бы поймали. Страх приковал ее к месту. Девушка молчала, когда женщина вдруг медленно выдохнула, ее глаза сузились в понимании.
Затем она дернула подбородком влево, указывая девушке путь к отступлению.
С благодарностью поклонившись, она исчезла под дождем.
Она бесчисленное количество раз возвращалась назад, петляя по мокрым от дождя улицам района Ивакура, – гарантируя, что никто не сможет раскрыть ее путь по следам. Когда она подошла к арочному каменному мосту и перешла по нему в рощицу белоснежных кизилов и бледно-розовых сакур, ее походка изменилась. Плечи опустились, а шея вытянулась. Это произошло машинально, стоило запаху цветущего ночью жасмина ударить ей в ноздри.
Но все же она избегала всех главных дорог, кроме моста. Скрывшись под дождем из умирающих лепестков, она остановила дзинрикисю[2] и забралась под его изношенный парусиновый навес. Ее ресницы дрожали, а губы приоткрылись, беззвучно считая каждый ее вдох.
Ити.
Ни.
Сан.
Си[3].
Затем девушка подняла подбородок. Ловкими движениями она поправила свою растрепанную одежду, приведя ее в полный порядок. Она распустила пучок на макушке и превратила его в элегантную прическу. Подобно одаренной мастерице перевоплощений, которой ее научили быть, девушка превратилась из дерзкого юноши в сдержанную загадку. Когда она наконец прибыла к воротам чайного дома, она дважды постучала, сделала паузу, а затем быстро ударила костяшками еще пять раз. Послышалось шарканье ног и шепот из-за ворот, а затем они распахнулись.
Хотя эти слуги знали, что нужно отпереть дверь после этой серии стуков, никто не встретил девушку, как она и просила. Потому никому из них не придется лгать о том, что они видели ее. Неудача девушки не стоила жизней всех здешних молодых женщин, а цена за хранение ее секретов была слишком высока.
Она прошла по полированным камням сада мимо журчащего ручья и трех его миниатюрных водопадов и окунулась в музыку звенящего смеха и ритмичного сямисэна. Затем она проплыла мимо элегантного сада с бонсай и обогнула чайный павильон, выходя к небольшому зданию неподалеку. У раздвижной двери с замысловатой резьбой ждала ее верная служанка Кирин с кувшином чистой воды в руках.
Кирин поклонилась. Девушка ответила тем же.
Когда девушка сняла сандалии, веснушчатая служанка толкнула раздвижную шелковую дверь, ведущую в комнату, вдоль стен которой стояли два больших сундука тансу[4] из красного кедра, обитого черным железом. Девушка переступила через высокий порог и уселась перед полированной серебряной поверхностью, находившейся за рядами изысканной косметики и стеклянных флаконов.
Она уставилась на свое отражение. На изящные линии лица. Те самые, что так хорошо скрывали ее в этих стенах.
– Не хотите ли принять ванну? – спросила Кирин.
– Да, пожалуйста, – ответила девушка, не отводя взгляда.
Служанка снова поклонилась и развернулась, чтобы уйти.
– Кирин? – девушка повернулась. – В мое отсутствие ничего не доставляли в окия?[5]
– Мне очень жаль, – Кирин покачала головой, – но сегодня для вас не было сообщений, Юми-сама.
Асано Юми кивнула. Вернула взгляд к зеркалу.
Ее брат Цунэоки скоро найдет ее. Она была в этом уверена. После того как Оками сдался в лесу три дня назад, она и Цунэоки больше не могли позволить себе бездельничать, мечась между тенями и оставляя за собой шепот. Не могли они и дальше позволять своему болезненному прошлому определять ход их будущего. Это правда, что старший брат Юми ранил ее. Ранил глубоко. Этой его ложью о том, кем он был. Его слепым упорством, что только он один владел ответами. Что он один имел право делать выбор.
Хотя его выбор всегда оставлял Юми в одиночестве и в стороне.
Много лет назад небрежность Цунэоки заставила Юми взобраться на стены своей надушенной тюрьмы и полететь над изогнутыми черепицами. Упрямое самомнение ее брата дало ей крылья. Которые помогли ей летать везде и всюду.
Юми рассеянно поигрывала алебастровой крышкой баночки, наполненной пчелиным воском и измельченными лепестками роз.
Ее брат носил свои улыбки так же, как она носила эти краски. Ухмыляющаяся маска, чтобы скрыть ярость и разбитое сердце. Их мать говорила, что они должны быть осторожны с масками, которые они выбрали носить. Потому что однажды эти маски могут стать их лицами. Слыша это предупреждение, Цунэоки часто косил глазами и скользил языком по оскаленным зубам, как змея. При виде этой гримасы Юми постоянно сгибалась пополам от смеха. В детстве ее брат всегда смешил ее. Всегда заставлял ее верить.
Пока все это не кончилось, как пламя, погасшее на ветру.
Крышка со звоном скользнула, падая мимо баночки и вырывая Юми из ее мыслей. Она снова встретила свой взгляд в зеркале.
Моргнула в ответ на намек на слезы в уголках глаз. Сжала челюсти.
Пришло время клану Асано начать вершить свое правосудие.
Правосудие, которое ждало десять лет.
Юми снова подумала о камне, который сегодня держала в руке. Хотя все произошло только сегодня утром, казалось, что это было в другом мире. Она вспомнила крики возмущения из толпы. Они посчитали ее действия глупыми. Но лишь потому, что они боялись и построили всю свою жизнь на этом страхе. Пришло время выжечь его изнутри. Ударить по самому его основанию.
И Юми начала с камня. Звук, с которым он ударился о поминальную табличку императора, отдавался в ее
