Танец с чашами. Исход Благодати - О. Зеленжар
– Сотри и переделай, – холодно приказал Эстев, указав на изъяны. – И возьми еще крема, нечего его жалеть.
– Слушаюсь, – жалко пискнул помощник, потирая место удара.
Перед выдачей пекарь строго проверил каждое изделие, придирчиво осмотрев со всех сторон. Опрятные слуги понесли их наверх на огромных серебряных подносах, а сквозь толстую каменную кладку послышалась музыка: мелодичные вибрации леаконов и флейт. До кухни доносились лишь слабые отзвуки, которые тонули в галдеже слуг, стуке ножей и посуды, гоготе перепуганных гусей и реве пламени в печах. Эстев вслушивался в звуки кухонной суеты и наслаждался ее совершенной гармонией. Все на своих местах и безупречно выполняют работу. Разве это не воплощение первого закона Всеобщей Благодати?
Восхождение по обычаю праздновали в каждой харчевне и каждом доме Ильфесы. Укутанный ночью город был похож на темный альков церкви, заставленный тысячами горящих свечей. На горизонте, словно большая жемчужина, сиял белый Аль, звезда жизни и процветания. Три тысячи лет назад на берегу бухты замерли корабли повстанцев и праведной волной прокатились по улицам города. Дворец Царя-Дракона был стерт с лица земли, книги и бумаги того периода поглотил огонь, и ученые до сих пор спорили, где он находился. Эстев считал это глупой тратой времени и казны. Кому какое дело, что было тогда, в темные века правления нелюдей? Дай этим пустословам прилавок с калачами, так они не продадут ни одного за весь день, поскольку будут увлечены движением солнца по небу и полетом чаек.
Перевалило за полночь. Эстев смертельно устал, несколько дней кряду он довольствовался только краткими моментами покоя, но даже в эти часы не мог заснуть от волнения перед важностью предстоящего дела. Сейчас он почти клевал носом, и только несколько чашек эфедры сохраняли в нем лихорадочную бодрость. Он без конца поправлял непослушные черные кудри и беспокоился, хорошо ли сидит на нем новенький зеленый камзол с золотым кантом и парадный берет с пером птицы, название которой он не мог выговорить. Наряд, дорогой даже по меркам такого зажиточного человека, как Соле, но это был лучший день его жизни, вершина его карьеры, не грех сорить деньгами.
В какой-то момент Эстев задремал, и в сладостном видении он пересекал тронный зал из золотого мрамора, гладкого, словно перламутр. Ему чудился запах сладких благовоний в курильницах и еще более сладкий, полный благородства голос, подзывающий к себе. Укутанная в мантию фигура, выше любого живущего на свете человека, восседала на многоступенчатом троне, и колени Соле трепетали от страха и благоговения, когда он подошел к его подножию. Рука в черной перчатке сделал изящный повелительный жест, и толстяк сглотнул прежде, чем осмелился ступить на первую ступень… Из дремы его вырвал страшный грохот и вой. Эстев встрепенулся. “Гуси, что ли, вырвались?” – подумал он, покидая прохладную каморку.
На кухне царила гробовая тишина, такая контрастная на фоне обычного повседневного гомона и уж тем более недавнего шума.
– Что, дери вас черт, застыли? – прикрикнул Эстев, и ответом ему послужили ошалелые от ужаса глаза.
– Господин… – пролепетал было один из его лучших тестомесов и поперхнулся застрявшими в глотке словами.
Толстяк сделал нетерпеливый жест, и словно колокол во время пожара прогремело в затихшей кухне:
– Его Благодать мертв.
Настала очередь Соле беспомощно хватать ртом воздух. Это какая-то ошибка, этого просто не может быть, однако белый как полотно слуга, замерший на лестнице, продолжил:
– Отравлен.
Бом! – провозгласил колокол в часовне палаццо, и пекарю показалось, что это с грохотом рухнуло его собственное сердце. Соле захлестнуло смятение чувств, засасывая в свой водоворот, но ледяной страх отрезвил его. Внезапно в мыслях воцарилась тишина, и внутренний голос прокричал: “Я погиб!”.
И словно не желая соглашаться с этим выводом, ноги сами понесли его прочь из кухни.
Глава 1
Через распахнутое окно повеяло морским бризом с ноткой увядших водорослей. Издалека доносился шум судоверфи, визгливые крики чаек, ветер нес запах смолы и дыма. Луч солнца поцеловал веко, Асавин сонно отмахнулся от него, словно от надоедливой мухи, а затем продрал глаза. В голове ужасно гудело, во рту стоял кисло-горький вкус похмелья, горло саднило от жажды. Убрав с лица растрепавшиеся волосы, он огляделся в поисках кувшина или умывальной чаши. Столик с потрескавшимся сосудом сиротливо стоял у окна. Какой дурак поставил его так далеко от постели?
Выбравшись из-под влажной простыни, мужчина встал, опасливо проверив голыми ступнями деревянный настил: в прошлый раз он напоролся на здоровенную занозу и долго ругался с Адиром по поводу качества номера. Несколько шагов до столика чуть не окончились падением: Асавин споткнулся о пустую бутылку, но чудом удержал равновесие, ухватившись за оконную раму. Сосуд с ленивым скрипом прокатился по полу и ударился о курган из бутылок, распространив по комнате неприятный звон. На кровати недовольно заворчали, скрипнув простынями. Асавин заглянув в чашу. Мда, сухо, как в пустыне.
Сощурившись от солнца, он выглянул в окно. «Негодница», бордель, в котором он провел замечательную ночь, стоял на пологом холме недалеко от побережья. Со второго этажа открывался отличный вид на плавный изгиб бухты, блеск морской волны, краешек судоверфи с башней Адмиралтейства и уходящие к воде ряды красноватых черепичных крыш, украшенных яркими флажками, бумажными гирляндами и блестящими флюгерами, напоминающими о вчерашнем празднике. «Негодница» стояла на кончике Копья Любви – треугольной границе между районами Моряков и Акул. Шаткий буфер, где злейшие враги коротали яркие приморские вечера в компании развеселых шлюх и огненной кижары.
Асавин вспомнил, почему столик поставили так далеко от кровати. Они с мальчишкой сами отодвинули его, когда одна из ночных бабочек чуть не опрокинула его мощным бедром. Ходить по осколкам никто не испытывал ни малейшего желания. Оперевшись о подоконник, Асавин посмотрел на большую двуспальную кровать с покосившейся спинкой. Алые пятна на простыне напоминали о вчерашнем загуле, а вот девушки уже сбежали. Солнечный луч добрался до серебряной волнистой шевелюры, торчащей из-под покрывала. Тьег все еще спал, и это к лучшему. Асавин прочесал пятерней копну своих почти белых волос, поскреб щетину и принялся натягивать раскиданную по номеру одежду. Аккуратно переступая через бутылки, он прокрался к двери и спустился по скрипучей лестнице в основной зал борделя. Тут было душно с самого утра. Поймав девку, попросил воды. Нева, полная брюнетка с необъятной грудью, подмигнула ему и уверила, что все будет в ажуре. Асавин попытался
