Эндрю Оффут - Меч Скелоса
— Просто замечательный бросок, Зафра, — удивленно сказал хан после того, как смог вырваться из уз цепенящего шока. — Мне и в голову не приходило, что ты…
Внизу второй пленник схватил дракона-рукоять меча, торчащего, как тонкий могильный знак из серебра и стали, над трупом его товарища. Он вытащил меч, выпустив ручеек крови, и посмотрел наверх, на наблюдавших за ним четверых пленивших его врагов. Все мысли и чувства читались в его ввалившихся, блестящих от голода глазах: хан! Сам хан, всего в нескольких локтях, а у иранистанца в руках меч-Неторопливыми, размеренными шагами обнаженный чужеземец подошел к основанию лестницы. Его взгляд был прикован к хану. Кровь капала с меча в его руке.
За спиной мага мечи со скрежетом вылетели из отделанных сверху деревом ножен, — два наемника приготовились защищать своего правителя. Разделаться с иранистанцем, ослабевшим от пыток и недостатка пищи, будет делом нескольких секунд. Без сомнения, охранники недолго прожили бы, если бы их хан был убит, ибо он был сатрапом Турана, а Империя Турана была могущественной и ревнивой, как жеребец, для которого только что миновала пора юности.
Молодой маг поднял руку, останавливая охранников, и спокойно сказал:
— Убей его.
Иранистанец поставил ногу на вторую ступеньку, когда меч ожил в его руке.
Дракон изогнулся, потом изогнулся еще раз; он вырвался из руки узника, пальцы которого разжались от удивления.
Меч быстро повернулся и стремительно бросился на иранистанца, словно клинком управляла могучая невидимая рука. Пленник машинальным, защищающимся жестом выбросил вверх руку — и клинок почти прошел через запястье. Кисть руки повисла на лоскутке кожи, кусочке мышцы и осколке расщепленной кости. Меч немедленно изменил направление удара и погрузился в грудь человека — чуть слева от середины.
Иранистанец, отброшенный назад силой вонзающегося клинка, зашатался и упал навзничь. Так он и остался лежать — одна босая пятка на нижней сту пеньке лестницы. Его ноги судорожно дергались. Меч торчал из его тела и вздрагивал, словно увенчивающий рукоять серебряный дракон был живым и яростным.
Маг повернулся и взглянул на своего хана коричнево-гранатовыми глазами, холодными, как само целомудрие. Его квадратное, безбородое лицо под высоким головным убором не выражало ровным счетом ничего: ни торжество, ни ожидание не освещали его черт. Теперь он совершенно не обращал внимания на двоих охранников, чьи сердца были словно заполнены страшной стужей, холодной, как сталь, — заколдованная сталь.
— Впечатляюще, волшебник!
Маг поклонился в ответ на слова своего хана. И когда его лицо таким образом на мгновение исчезло из поля зрения остальных, он улыбнулся, ибо был молодым магом, только что вышедшим из подмастерьев, и не часто получал похвалы, и его будущность и богатство были еще под сомнением. Теперь он знал, что и то, и другое ему обеспечено более прочно, чем самому хану. Он был теперь не подмастерьем, а волшебником, которому Актер-хан знал цену.
— Заколдуй так тысячу мечей, — продолжал правитель, когда маг выпрямился, — и у меня будет армия, не требующая никакого содержания и почти не занимающая места, — и непобедимая!
— Ах, мой господин, — осмелился возразить юный маг, — я показал тебе нечто ужасное и впечатляющее, и ты немедленно думаешь только о том, чтобы получить больше!
Один из солдат судорожно сглотнул воздух. Однако, когда его правитель заговорил, он понял, что отныне с этим вызывающим содрогание демоном в человеческом облике придется обращаться с осторожностью и уважением, — вместе с его феригийской шляпой, змеиными глазами и всем остальным.
— Не посчитай меня неблагодарным, волшебник… хотя я не потерплю наставлений от тебя.
Глаза хана сместились в орбитах во направлению к двум стражникам. Это было молчаливое напоминание, что пленники стали теперь трупами.
— Я сожалею, но только два клинка могут быть заколдованы одновременно таким образом, мой господин, — сказал маг. Возможно, хан отметил, что он не извинился; но никаких комментариев не последовало.
— Почему?
Взгляд мага переместился на солдат; затем снова пристально уставился на хана.
— Сейчас здесь не от чего нас охранять, — сказал хан. — Подождите за дверью.
После минутного замешательства, когда солдаты раскрыли было рты, но закрыли, оставив слова не произнесенными, они удалились. Их повелитель не взглянул им вслед; он продолжал смотреть в лицо мага, который доказал, что если ему чего-то и не хватает, то только лет.
— Почему? — повторил хан.
— Это закон Скелоса, откуда происходят те чары, которые я наложил на клинок, господин Хан. Необходимо употребить верные древние слова именно нужным образом и в нужном тоне и использовать четыре стихии именно в нужном порядке и пока произносятся некие особые слова заклятия; стихии, охватывающие все предметы: землю и воздух, воду и огонь.
— Очень жаль. Однако… великое деяние, и я поражен и очень доволен, волшебник. Ты будешь носить это.
Кольцо с огромным солнечным камнем перешло с пальца на ладонь, с ладони
— к ожидающей руке и оттуда — на палец мага. Его поклон был не очень низким, и он ничего не сказал.
— Я возьму этот меч.
— Я так и думал, что мой хан пожелает этого. И мне пришла в голову другая мысль, и потому я хотел, чтобы стражники здесь не присутствовали. Может быть, мне лучше наложить чары на клинок, уже принадлежащий моему мудрому господину?
Хан положил руку на украшенную драгоценностями рукоять кривого меча, поднимающуюся над его левым бедром.
— Да! Клянусь потрохами Эрлика — да!
— Меч должен быть омочен в крови сразу же после того, как будет наложено заклинание, мой господин.
— Да, я думаю, мы сможем найти кого-нибудь, кто отдаст свою никчемную жизнь, чтобы его хана защищал подобный клинок, волшебник! Действуй!
И сатрап Замбулы вытащил меч с драгоценной рукоятью и подал его своему магу Зафре.
1. КОНАН ИЗ КИММЕРИИ
Высокий юноша сжал коричневый локоть девушки и сильно шлепнул ее по заду. Она танцующим шагом выскользнула из-под удара, встряхивая длинными волосами цвета гривы чалой лошади, и одарила юношу взглядом, сочетающим в себе упрек и ласку. Сегодня ночью он ее бросил. Позвякивая сделанным из монет поясом, девушка пошла своей дорогой, а парень пошел своей.
Она поторопилась дойти до хорошо освещенного квартала, потому что здесь был самый худший район Города Грешников. Глотки быстро перерезали в этих темных узких улочках местности, известной под названием Пустыни, и еще быстрее — в темноте переулков, скользких от отбросов и блевотины.
