Лайон де Камп - Конан-корсар

В нижнем этаже замка горел высокий золотой светильник, напоминавший перевившихся змей; здесь сидел человек, изучавший пергаменты.

Владелец замка не поскупился на украшение каменных сводов. Сырые стены были завешены яркими гобеленами. На холодном каменном полу лежал толстый мягкий ковер, узорчатый и многоцветный; его ткали в далекой Вендии.

На низком столике, украшенном искуснейшей резьбой, стоял большой серебряный поднос с вином из Кироса, фруктами и сластями.

И стол, за которым читал человек, был тоже привезен издалека — резьба на нем ясно указывала на школу мастеров Аквилона, страны, лежавшей к северо-востоку от Зингары. Письменный прибор с павлиньим пером был выполнен из хрусталя и золота. Прессом для бумаг служил тонкий клинок.

За столом сидел человек лет пятидесяти, худощавый и изящный. Одет он был необычайно изыскано: бирюзовый вельветовый камзол не скрывал белья тончайшего полотна нежно-абрикосового цвета, пена кружев на запястьях оттеняла громадные бриллианты, сверкавшие на каждом из холенных, длинных пальцах. На ногах, обтянутых черным шелковым трико, красовались искусно отделанные драгоценными камнями мягкие сапожки из кордавской кожи.

Его возраст выдавали обвислые щеки и темные мешки под быстрыми холодными глазами. Поэтому ни окрашенные волосы, ни слой пудры на лице никак не молодили его.

Его рука, сверкавшая изумрудами, небрежно играла с пергаментами, испещренными тонкими письменами и скрепленными алыми печатями. Он нетерпеливо постукивал носком правой ноги и беспрестанно взглядывал на клепсидру — старинные водяные часы, украшавшие стол. Время от времени он оглядывался на тяжелую шпалеру, прикрывавшую угол комнаты.

Здесь же, у стола, неподвижно застыл чернокожий раб со сложенными на груди мускулистыми руками. Огни светильника поблескивали, отражаясь на выпуклых мышцах черного тела и тяжелых золотых серьгах, украшавших вытянутые мочки ушей. Раб был вооружен кривой саблей, выглядывавшей из-под его алого кушака.

Часы пробили два часа пополуночи.

Со сдавленным проклятьем человек отбросил от себя хрустящие пергаменты. И в тот же миг гобелен был откинут в сторону невидимой рукой; за ним открылся потайной ход. Из темноты появились два человека в черных масках и черных плащах. Один из них держал в руке небольшой фонарь. С промокших насквозь одежд вошедших стекала вода.

Человек, сидевший за столом, положил ладонь на рукоять кинжала, лежавшего на столе: раб, уроженец страны Куш, схватился за саблю. Однако когда гости вошли в комнату и сняли маски, хозяин комнаты успокоился.

— Все в порядке, Гомани, — сказал он негру, и тот, сложив руки на груди, вновь замер.

Сбросив плащи на пол, гости низко поклонились. Голова первого была гладко выбрита. Молитвенно сложив руки, он поклонился вторично.

Второй отвесил изысканный придворный поклон и внятно прошептал:

— О мой герцог!

Выпрямившись, он небрежно положил руку на драгоценный эфес своего длинного меча. Это был высокий темноволосый человек; хищное лицо его имело болезненный цвет. Его тонкие черные усики казались нарисованными. В движениях чувствовались манерность и вычурность — он походил скорее на пирата, чем на придворного вельможу.

Вилагро, герцог Кордавы, смерил высокого зингарца ледяным взглядом.

— Мастер Зароно, я не привык ждать, — процедил он сквозь зубы.

Вновь последовал вычурный поклон.

— Тысяча извинений, Ваша Милость! Поверьте, я ни за что не стал бы вас тревожить!

— Тогда почему же ты опоздал на целых полчаса, сударь?

— Пустяк, абсолютная глупость.

Человек с выбритым по-монашески черепом вставил:

— У нас вышел скандал в таверне, мой герцог.

— Что? Скандал в питейной лавке?! Бездельники, вы что, с ума посходили? Как это вышло?

Щеки Зароно порозовели, он метнул на монашка взгляд, полный ненависти, тот же смотрел на него совершенно невозмутимо.

— Сущие пустяки, Ваша Светлость! Дело таково, что совершенно не стоит вашего внимания.

— Мне это решать, Зароно, — ответил герцог. — Не исключено, что наш план раскрыт. Ты уверен в том, что эта — эта неприятность — не была подстроена? — герцог нервно сжал руки, костяшки его пальцев побелели.

Зароно хмыкнул.

— Ну что вы, мой герцог. Вы, наверное, слышали об этом болване по имени Конан — он командует зингарским капером, похоже, забыв о том, что его родила киммерийская шлюха.

— Никогда не слышал об этом мошеннике. Продолжай.

— Я же сказал вам — все это пустяки. Я пришел в гостиницу «Девять Обнаженных Мечей» для того, чтобы встретиться с праведным Менкарой. Заметив отменный кусок мяса, жарившийся на вертеле, я решил убить сразу двух зайцев. Как вы, наверное, знаете, я не привык попусту тратить время и потому тут же подозвал к себе Сабрала, хозяина таверны, и приказал ему подать мне жаркое. И тут этот гнусный киммериец посмел заявить, что это, мол, его ужин. Если в человеке есть хоть капля благородства, он не станет терпеть…

— Говори короче! Что у вас там случилось?

— Сначала мы спорили, ну а затем от слов мы перешли к делу. — Зароно пощупал синяк, вздувшийся под глазом, и довольно хмыкнул: — Этот парень здоров как бык, но, думаю, и ему от меня перепало. Только я хотел преподать этому деревенщине урок фехтования, как хозяин вместе с посетителями разняли нас и растащили по сторонам — каждого из нас держало человек пять. И тут в таверне появился святой отец Менкара — он-то нас и успокоил. Так что, как видите…

— Я все понял. Похоже, это действительно случайность. И все же на твоем месте я бы избегал запаха жареного. Подобного я больше не потерплю! Ну да ладно, теперь к делу. Насколько я понимаю, рядом с тобой…

Зингарец стал теребить усы.

— Простите мне мои дурные манеры, Ваша Светлость. Позвольте представить вам праведного Менкару, жреца Сета, ставшего нашим активным сторонником, — и это, позвольте заметить, всецело моя заслуга.

Человек с выбритой головой вновь поклонился. Вилагро ответил ему легким кивком головы.

— Почему вы так настаиваете на личной встрече, святой отец? — спросил герцог. — Я предпочитаю работать через моих агентов, таких как Зароно. Может быть, вас что-то не устраивает? Вы хотите большего вознаграждения?

Взгляд лысого стигийца оставался недвижным.

— Золото — ничто, хотя в этом низменном плане бытия оно и потребно для поддержания бренной человеческой оболочки. В согласии с нашей верой этот мир является иллюзией — маской, скрывающей лик хаоса… Впрочем, я зря говорю все это, мой герцог. Теологическими студиями я мог бы заниматься у себя на родине, здесь же я не для этого, не так ли? — Стигиец изобразил на лице некое подобие улыбки.