Дуглас Брайан - Жертвоприношения не будет
— И что же ты припас для меня?
— Терпение, Конан! Сначала ты узнаешь, каким образом нищий бродяга из Бритунии сделался уважаемым господином, да еще в Туране.
Они подъехали к воротам усадьбы. Грифи взял небольшой рог, висевший у него на поясе, поднес к губам и дунул. Раздался тонкий пронзительный звук, и почти тотчас на стене показался человек в островерхом шлеме поверх головной повязки.
— Господин! Господин прибыл! — закричал он. — Скорей открывайте ворота!
Стражник исчез. Вскоре ворота распахнулись, и перед путниками легла ровная, посыпанная песком дорожка, ведущая между деревьями.
— Добро пожаловать, Конан, — произнес Грифи с легким, чуть насмешливым поклоном. — Добро пожаловать в усадьбу Грифи!
Они въехали под сень деревьев, и ворота за их спиной закрылись. Узорчатая тень ворот легла на дорожку.
Садовники, слуги, быстрые служанки с корзинками у пояса и ножницами в руках, — все они прекращали работу и низко кланялись при виде всадников.
Грифи не отвечал на поклоны, но с его лица не сходила милостивая улыбка.
Конан старался сохранять невозмутимую мину, но ему ужасно хотелось хохотать. Важничающий Грифи вызывал у него необузданные приступы веселья.
Наконец Конан не выдержал:
— Сдаюсь! Ты победил, Грифи! Я сгораю от любопытства — каким образом ты завладел всем этим богатством?
Грифи повернулся к своему спутнику. Едва заметная улыбка зародилась в углах его губ.
— Весьма простым и традиционным способом. Я женился на вдове.
— Хочешь сказать, дом, сад, пастбища — все это достояние твоего предшественника на брачном ложе?
— Именно, Конан.
— Кром! Как примитивно!
— Нет, если учесть, сколько усилий пришлось приложить для того, чтобы мне это позволили. Для начала я стал лучшим другом, а потом и названым братом ее родного братца; затем втерся в доверие к ее старому мужу… Я стал незаменимым другом в этой семье.
— Надеюсь, ты не помог старому мужу при переходе в Серые Миры?
— Нет, я просто навел кое-какие справки… Видишь ли, Конан, если ты — младший сын младшего сына и навсегда покидаешь родной дом, потому что там тебе ничего не светит, разве что головокружительная карьера писаря при каком-нибудь невежественном дворянчике… Ну как бы это объяснить подоходчивее… Ты становишься весьма изобретательным. И вот ты прибываешь в Туран — ты следишь за моей мыслью? — и выясняешь, что имеется поблизости некий господин, очень старый и больной; у него только одна жена, и притом из влиятельной семьи. Ты малый не промах и при первой же возможности сводишь знакомство, а потом и дружбу с членами этой семьи. Немного терпения, чуть-чуть везения — ну и доблесть, конечно, проявленная вовремя и там, где надо, — и ты уже почти член семьи. Тем временем события развиваются своим чередом, дети подрастают, старики умирают… Умирает и муж сестры твоего названного брата.
— Странная степень родства, — хмыкнул Конан. — И какая же доля наследства тебе причитается, если ты — всего лишь названный брат брата жены покойного?
— Мне причитается все, — спокойно сказал Грифи. — Потому что мой названный брат тотчас отдает мне руку своей сестры и заверяет, что никто, кроме меня, не сможет позаботиться о ней достойным образом. И вот я забочусь. О ней, об усадьбе, об этом саде, об армии слуг, о пастбищах, о лошадях и пастухах… Единственное, чего я не терплю у себя в доме, — это евнухи. Всех, кто здесь водился, собрал и продал. Как раз, кстати, хватило на то, чтобы выкупить тебя.
— Гляжу, ты стал заправским рабовладельцем, Грифи.
— Да, хватка у меня есть, — скромно сознался Грифи. — Но вот мы и дома. Входи, устраивайся в передней комнате. В сам дом не заходи, больно уж ты грязен. Тебе принесут умыться, переодеться, поесть и выпить.
— А нельзя в обратной последовательности? — поинтересовался Конан. — Сперва выпить, потом поесть, потом… что там еще?
Грифи рассмеялся.
— Ты ничуть не изменился.
— Ты тоже.
Прохлада и полумрак зажиточного дома обступили обоих.
* * *Где бы ни очутился Конан, он всегда чувствовал себя удобно. Тюремные нары или мягкая тахта, палуба галеры или роскошные ковры, жесткий кхитайский лежак или перины в доме аквилонского вельможи, — повсюду киммериец устраивался как у себя дома.
Что касается комнаты, которую отвел ему Грифи, то в ней вообще не было ничего непривычного для киммерийца: гора ковров, десяток кувшинов, из которых два содержали напитки — разведенное вино и сладкую воду; маленькая ароматическая курильница и гигантская серебряная ваза, наполненная фруктами.
Конан развалился на коврах, взял кувшин с вином и принялся отдыхать. Мысли его бродили лениво, сонно.
Мимолетно вспоминал он молодую женщину, которую пытался выкрасть и увести на свободу. Жаль, что она погибла! Этот Джамал заслуживает самого лютого наказания!
… Но не теперь. Теперь нужно дождаться Грифи и узнать, чего же он, собственно, хочет от старого приятеля.
Грифи заделался истинным туранцем. Не спешит заводить речь о существе дела. Сперва болтал о своей женитьбе, потом хвастался лошадьми, рассказывал о каком-то изумительном жеребце, которого ему доставили аж из самого Кхитая. Долго и нудно интересовался тем, удобно ли Конан устроился.
Что ж, в подобные игры варвар играть умеет. Грифи получил подробнейший отчет о том, какие ощущения испытывает Конан, лежа на ковре с мягким ворсом, и о том, насколько этот ковер лучше другого, с ворсом более жестким; а также поведал Конан своему другу о вкусовых качествах вина и о том, что разбавленное вино лучше утоляет жажду, но приносит меньше удовлетворения.
Когда киммериец заговорил о свойствах аквилонского вина, весьма дорогого, и начал сопоставлять его с кхитайским рисовым вином, Грифи не выдержал.
Новоявленный «туранский аристократ» разразился смехом и захлопал в ладоши.
— Ты переиграл меня, Конан! Сдаюсь!
— Я только начал, достопочтенный Грифи, — подражая размеренному тону туранских стариков, молвил Конан. — Итак, кхитайцы собирают рис в начале его созревания и…
— Все, все, сдаюсь! Довольно, Конан! Перехожу к делу.
Конан уселся на ковре удобнее.
— Давно бы так, — не моргнув глазом, объявил он. — Давай, выкладывай, Грифи, что у тебя случилось.
— По правде говоря, я и сам толком не могу понять, что это такое, — начал Грифи. — Люди говорят, будто в моих владениях завелся монстр. Сам я этого монстра никогда не видел. Но кое-какие следы он все же оставляет.
— Он режет твой скот? — спросил Конан.
— Хуже, набрасывается на людей.
