Тимофей Костин - Науфрагум. Дилогия
Строго обведя взглядом студентов, профессор перевернул страницу и откашлялся.
- А теперь перейдем к следующей теме...
Деловитый скрип перьевых авторучек почти перекрыл легкий гул, доносившийся из вынесенных моторных гондол. Кратко, одними заголовками законспектировав то, что и так мог бы без труда процитировать на память, даже если меня растолкать среди ночи, я поднял голову, потянулся и осмотрелся, пока остальные студенты трудолюбиво записывали. Невозможно было не поражаться роскоши нашего летающего трансконтинентального дворца. В самом деле, разве можно сравнивать хрупкие этажерки аэропланов, истошно визжащие перефорсированными карбюраторными моторами и отхаркивающиеся касторовым маслом, и могучий дирижабль длиной более трехсот ярдов, движущийся плавно, но неуклонно, днем и ночью, небрежно поглощая тысячи миль?
Парящий в небесах уступчатый салон-аудитория почти не уступал размерами старому, украшенному резными готическими башенками и контрфорсами залу в учебном корпусе Йеля, где мы, студенты второго курса, обычно слушали лекции по гуманитарным наукам - надо сказать, даже летом там было весьма зябко. Но сейчас вместо жадно поглощающих тепло каменных стен нас окружали переборки серебристого летучего металла - алюминия, украшенные вышлифованными узорными цветочными гирляндами и арматюрами.
По уху легонько щелкнул бумажный катышек. Я обернулся и исподтишка показал язык рыжей нахальной девчонке - которая, увы, не уставала отравлять мне жизнь с самого розового детства. Алиса, ехидно ухмыляясь, прошептала, наклонившись с соседнего места:
- Витай, витай в облаках. Нахватаешь двоек в третьем семестре, и накрылась твоя магистратура на инженерном факультете. Вдруг не пройдешь по конкурсу? Вот горе-то, вот несчастье будет!..
Опять издевается. На самом деле, та специализация, где я намеревался приложить свои скромные силы после общего курса университета, не была чрезмерно популярной. Ну, скажите, много ли в наши времена найдется желающих возиться с железками, изучать сопротивление материалов и теорию машин и механизмов - зубодробительную науку, носящую среди студентов-механиков устрашающее название "Тут моя могила". Думаете, у меня будут там конкуренты? Много найдется желающих? Будет огромный конкурс? Ой, едва ли. Хорошо, давайте будем честны - я прекрасно знаю, что не блещу особыми способностями, но трезвый взгляд на вещи - одно из моих немногих достоинств. Что поделать, раз я обделен художественными задатками, которыми преисполнены окружающие меня однокурсники. Мне не под силу связать пару слов в изящный стих или прозу. Холст и краски (поле, где, кстати, весьма неплохо выступает Алиса) у меня вызывают приступ онемения локомоторных функций пальцев, не говоря уже о фортепианных клавишах или звонких струнах; уроки изящных искусств и музыки - для меня настоящая пытка. Ораторское искусство, красноречивые диспуты - еще хуже. А философия и юриспруденция - вообще, туши свет. Единственная отдушина - естественнонаучные предметы. О, физика! В мире рычагов, импульсов, ньютонов и джоулей душа отдыхает, а кислые лица соседей, с трудом продирающихся через частоколы элементарнейших физических задачек, которые я щелкал как орешки еще в школе, вызывают определенный моральный подъем. К сожалению, на один правильный (по моему скромному частному мнению) урок приходится три неправильных. Альма-матер переполнена адептами изящных искусств и философии, а учебная программа строго настаивает на том, чтобы все выпархивающие в свет птенцы - даже те, кто займется не самыми престижными прикладными и техническими науками - получали основательную гуманитарную подготовку. На то имелись серьезные причины. Кто же не помнит, к каким грустным событиям привело безрассудное увлечение естественными науками, вторжение в области, где человеку не стоило бы распускать руки? Подобное не должно повториться, теперь все будет по-другому - гармоничная личность должна чутко осознавать красоту окружающего мира и то, насколько неразумно пытаться его перекраивать. Разве может это привести к чему-то хорошему?
В целом, я, безусловно, согласен. Но что делать, если меня с пеленок неудержимо тянуло к железкам, начиная с утюгов, неизменно обжигающих, и заканчивая пишущими и швейными машинками, так ловко защемляющих чрезмерно любопытные пальчики? Увы, болезненные уроки не пошли впрок, и отец, скрепя сердце, вместо флейты принес мне игрушечную детскую дорогу. О-о-о, это было настоящее чудо, волшебное откровение. Восхитительно сложные переплетения пружинок и рычажков, толкающие увесистые паровозики по миниатюрным рельсам - я пропал для окружающего мира, погрузившись в уютный механический мирок. Следующим моим подвигом стала демонтированная к ужасу матери старинная музыкальная шкатулка. Не падайте в обморок - она была немедленно собрана обратно и стала работать еще лучше (еще бы, дохлая мышь среди молоточков ничуть не улучшает звучания!). Увы, вместо заслуженных, казалось бы, похвал ко мне вызвали доктора. Он похмурил кустистые седые брови, солидно прочистил горло и прописал фитотерапию и музыкальные уроки, долженствующие отвратить ребенка от низменных железок и привить ему любовь к прекрасному. Жизнь моя на время стала нелегка. Хотя барабанить гаммы я научился довольно быстро, полнейшее отсутствие интереса к нотам и неумение отличить фа от ля привело в итоге к сердечному приступу у мадам преподавательницы, и я был изгнан с позором - то есть, с моей точки зрения, получил желанную свободу.
Кого же за это поблагодарить? Мамочка, спасибо тебе за мое нелегкое детство - надо же пристроить ребенка в настолько неподходящее учебное заведение. Ах да, престиж. Ну, конечно, нам, аристократам, потомкам древних родов не пристало марать руки низменными материями. Не то, чтобы фамилия Немировичей котировалась чрезмерно высоко, требуя блюсти фамильную честь до судорог, но все же, несколько затесавшихся в родословную генералов и министров заставляли потомков держать определенную планку.
Я не стал излагать все эти соображения Алисе - подружка детства и так была в курсе. Не могу сказать, считала ли она меня блаженным дурачком на самом деле - наверное, все-таки нет, ибо знала, как облупленного, но продолжала со мной общаться. Конечно, никогда не упуская случая подпустить шпильку по поводу моей будущей низменной инженерной карьеры. Сама она, безусловно, могла взирать на меня с сияющих высот юридической специализации. Как она смеялась на прошлой неделе: сделав блестящую карьеру, она сумеет защитить неразумного, когда рухнет сконструированный мною мост, и по мою душу явятся злые законники. Едва ли я стану проектировать мосты - мне все же значительно интереснее движущиеся механизмы, хотя... да ведь и мосты бывают совершенно невероятные. Вот хотя бы этот!
