Павел Корнев - Спящий

Не стал я раскрывать истинных причин своего беспокойства и сейчас. Отвернулся к окну и посмотрел на серый город, затем с тяжелым вздохом произнес:

– В газетах пишут, ее величество преставится со дня на день. У ее высочества здоровье тоже не самое крепкое. Рабочие устраивают стачки. Социалисты требуют роспуска императорского совета и учреждения выборного сената. Анархисты швырнули бомбу в министра юстиции, тот лишь чудом избежал смерти. Стреляли в судью Высокого императорского суда. Закидали бутылками с керосином призывной пункт. И так – каждый день. Я хочу оказаться как можно дальше отсюда, когда все полетит в тартарары.

– Как скажешь, дорогой. Как скажешь.

Я наклонился поцеловать Лилиану и предупредил:

– Вернусь часа через два.

– Я буду ждать, – вздохнула она, раскрыла журнал и вдруг поинтересовалась: – Помнишь, как мы останавливались здесь первый раз, в июне?

– Да. А что?

– Я тогда лежала в кровати и все ждала, что ты постучишься ко мне. Но так и не дождалась стука в дверь и уснула.

– Могу постучаться прямо сейчас, – с улыбкой предложил я.

– Нет! – не согласилась Лили. – Иди по своим делам. А я буду томиться в ожидании стука. Ты ведь постучишь?

– Всенепременно постучу, – пообещал я, еще раз поцеловал подругу и ушел в собственный номер, смежный с апартаментами Лилианы.

Надолго там не задержался. Только поменял сорочку на свежую, повязал шейный платок и надел пиджак. Ни зонт, ни плащ брать не стал – на улице было хоть и пасмурно, но сухо. Сезон осенних дождей еще не наступил.

Выдвинув верхний ящик секретера, я вынул из него паспорт, бумажник и «Цербер», рассовал их по карманам и направился на выход.

– Лео! – окликнула меня Лилиана.

– Да? – заглянул я в дверь смежного номера.

– Возвращайся скорее. И не забудь – мы приглашены вечером к Альберту и Елизавете-Марии!

– Не беспокойся, задерживаться не планирую, – спокойно уверил я Лилиану, хотя приглашение на ужин совсем вылетело у меня из головы.

После триумфального выступления в Монтекалиде, завершившегося обмороками и массовыми галлюцинациями, Альберт Брандт приобрел скандальную известность настоящего кудесника слова и стал желанным гостем на столичных светских раутах. Вместо возвращения в Новый Свет он снял дом где-то неподалеку от академии и готовился поставить в Императорском театре собственную пьесу.

Проигнорировать приглашение поэта было бы с моей стороны по меньшей мере невежливо – кто знает, когда доведется вернуться в Новый Вавилон? – и оставалось лишь уповать на то, что в гости к Альберту не соберется вся столичная богема.

Я взял с полки котелок и вышел в коридор. Лифтом решил не пользоваться, вместо этого направился к лестнице, размышляя, какую безделушку подарить Альберту на память.

Проходя мимо стола коридорного, я небрежным кивком поприветствовал заспанного клерка, спустился на первый этаж и направился к стойке портье, но меня опередил шустрый господин средних лет, худощавый и рыжеволосый.

– К господину Витштейну, – произнес он с явственным ирландским акцентом, а когда портье открыл журнал, представился: – Линч. Шон Линч.

Клерк отыскал фамилию в списке гостей и молча указал на лифт, потом с дежурной улыбкой обратился ко мне:

– Чем могу служить, господин Шатунов?

Я поймал себя на том, что слишком уж пристально смотрю вслед рыжеволосому ирландцу, встрепенулся и выложил на стойку ключ от номера.

– Просто хотел оставить ключ!

– Будут какие-то пожелания?

– Нет, ничего, – покачал я головой и, нервно помахивая рукой, зашагал через вестибюль.

Прозвучавшая фамилия откровенно выбила из колеи, ведь речь точно шла об Аврааме Витштейне, вице-президенте одноименного Банкирского дома. Случайная встреча с ним в вестибюле отеля грозила легко и бесповоротно разрушить мое инкогнито.

Дьявол! Не стоило поддаваться на уговоры Лилианы и вновь останавливаться в «Бенджамине Франклине»! Черт бы побрал эту сентиментальность!

Я поморщился, нервным толчком распахнул дверь и шагнул на улицу к наряженному в цветастую ливрею швейцару. В ответ на дежурную улыбку я улыбнулся ничуть не менее формально, окинул быстрым взглядом запруженную праздной публикой Императорскую площадь и нацепил на нос темные очки.

Отвлекся лишь на миг, но это краткое мгновение все и решило.

– Ни с места! Руки вверх! – раздалось сзади, и я замер на полушаге.

Рука сама собой метнулась к боковому карману пиджака, и мне едва удалось отдернуть ее в сторону, прежде чем открыли стрельбу обступившие со всех сторон крепкие парни в штатском. Револьверы они держали на изготовку, пальцы замерли на спусковых крючках.

А сыщик за спиной без промедления выдал новое распоряжение:

– На колени! Руки за голову!

Я заколебался, но сразу решил, что нежелание пачкать брюки о пыль брусчатки едва ли является достойной причиной испытать на себе действие электрического разрядника. Единственное, что позволил себе, – это опуститься на колени без лишней спешки, в тщетной попытке сохранить остатки собственного достоинства.

Где-то поблизости яростно рыкнул пороховой движок, и на площадь из переулка неожиданно резво выкатился неповоротливый полицейский броневик. Зеваки так и прыснули в разные стороны, а разносчик газет и вовсе едва не угодил под колеса, спеша откатить в сторону ручную тележку.

Сыщик подступил сзади, завернул мне руки за спину и, защелкнув на запястьях стальные браслеты наручников, с некоторой даже торжественностью в голосе объявил:

– Леопольд Орсо! Вы арестованы по обвинению в убийстве!

Я выдохнул беззвучное проклятие.

Прошлое все же настигло меня. И, как это обычно водится, настигло в самый неподходящий момент.

– Встаньте!

Неловко из-за скованных за спиной рук я поднялся с колен и уточнил:

– И кого же я убил?

– Об этом спросите следователя! – последовал лаконичный ответ, и меня втолкнули в темное нутро броневика.

Арестант – существо бесправное. С момента задержания и до прибытия в участок из правового поля он попросту выпадает, и приключиться с ним за это время может абсолютно что угодно. Вплоть до падения с моста в мутные воды Ярдена. А испытать на себе выворачивание рук, удары по почкам и удушающие захваты доводится едва ли не каждому второму задержанному.

Но не в моем случае. Набившиеся в броневик сыщики в штатском за всю поездку не задали ни единого вопроса, лишь удерживали на прицелах револьверов. Они словно опасались, что я разорву сковавшую браслеты наручников цепочку и наброшусь на них с кулаками.

Страх. Я чувствовал их страх.