Ковен отверженных - Айви Эшер
– Как бы там ни было, старейшины глубоко сожалеют о том, что все закончилось именно так. Кастер Сойер был крайне удручен тем, что ты больше не хочешь с ним работать, – сообщает Энох.
Я прыскаю со смеху в ответ на эти слова и прищуриваюсь.
– Ты думаешь, мне есть до этого дело? Они сожалеют? О чем именно? Сожалеют, что позволили кому-то, кого сами привели, напасть на меня? О том, что их поймали на лжи? Или о том, что теперь не осталось ни единого шанса, что я буду делать то, что они хотят, сейчас или когда-либо в будущем?
– Винна, все не так, – настаивает Бэкет. – Они правда пытаются сделать так, как будет для тебя лучше.
– Спасибо за вашу агитку, упс, то есть мнение. И как же это все «лучше для меня»? – Я широко раскидываю руки, как будто хочу обвести парней из ковена, их дом и весь мир в целом. – Мне угрожали, приказывали, на меня нападали и меня перекидывали из одного места в другое, и все это – не спросив моего мнения и не поинтересовавшись моим желанием. Поступить так, как будет для меня лучше, даже второстепенной задачей не являлось.
– Кто тебе угрожал? – спрашивает Энох, придвигаясь к краю своего кресла, словно готовый принять меры против любого, чье имя я назову.
– Для начала Лахлан. Сказал, что, если я не приеду сюда добровольно, старейшины скуют мою магию и заставят меня кооперировать.
Энох усмехается и с отвращением качает головой.
– Не зазнавайся, Энох, – говорю я. – Твой отец и остальные старейшины лишили меня права решать самостоятельно – точно так же, как и Лахлан.
Бэкет открывает рот, чтобы поспорить, но я перебиваю его.
– Неужели вы все собираетесь делать вид, что сегодня на меня напали без одобрения старейшин? Как вы вообще после этого можете по-прежнему верить, что «кастеры заботятся о женщинах больше, чем о чем-либо еще»? Ничего из того, что я до сих пор видела, не убедило меня в том, что женщины для вас – это нечто большее, чем просто гребаный товар, который можно продать, обналичить и уничтожить, когда это станет удобно.
Я в отвращении трясу головой. Эти парни занимают властные позиции в этом городе из-за своих отцов и родственных связей. Как они могут не видеть правды? По выражению их лиц я понимаю, что они по-прежнему искренне верят в то, что у старейшин исключительно благородные побуждения и цели. Мой взгляд прыгает с одного на другого.
– Они позволили наставнику начать меня душить.
Вздрагиваю от этого воспоминания, и мне требуется мгновение, чтобы взять себя в руки.
– Я видела, что вы пытались прорваться через барьер, чтобы добраться до меня. Но видел ли кто-нибудь из вас, чем в этот момент занимались старейшины?
– Они спорили о том, как стоит поступить, – произносит Сурок.
– Спорили. Но кто из них пошевелил хотя бы пальцем, чтобы положить этому конец?
Сурок отводит взгляд от моих глаз.
– Кто возвел барьер? Кастер Сойер или кто-то из них? Родились ли в ваших головах вопросы, попытались ли вы собрать воедино кусочки пазла, или для вас это нормально – молча глотать всю ту хрень, которой они вас пичкают, а затем просить добавки?
Бэкет усмехается.
– Если мой отец сказал, что поступок кастера Сойера был единственным способом убедиться в твоих способностях, то я ему верю. Я в курсе, что у тебя проблемы с дядей, но это не значит, что все кастеры такие же, как он. Ты можешь довериться старейшинам; ты можешь довериться нам.
– Так же, как доверились вам оборотни, – тогда, на скалах, пока вы просто стояли рядом и наблюдали за тем, как над ними издеваются ваши друзья?
– Мы не можем следить за всеми вокруг. У оборотней свои правила и порядки. Мы не можем вмешиваться в то, во что должны были вмешаться их сородичи, – говорит Каллан.
– Я думала, вы – паладины-новобранцы? Разве это не ваша задача – за всеми следить и всех защищать, или это относится только к вашему собственному виду?
Бэкет придвигается к краю своего кресла, и черты его лица окрашиваются раздражением.
– Мы пока еще не паладины, и у нас нет полной свободы действий. Мы следуем правилам, как и все остальные! Ну, видимо, за исключением тебя, поскольку в тебе, судя по всему, нет ни верности, ни уважения к кому-либо.
Я сжимаю кулаки и сдерживаюсь, чтобы не попасться на его уловку.
– Я проявляю уважение там, где оно заслужено.
– Тогда тебе стоит дать людям шанс его заслужить, а не списывать их со счетов при первой же возможности. Мне жаль, что тебя ранили. Всем остальным было от этого не менее плохо. Дай им шанс доказать, что они заботятся о тебе. Что они, быть может, действительно знают, как будет лучше.
Я прищуриваюсь, глядя на Бэкета. Как он может думать, что старейшины или кто-либо еще знают, что для меня будет лучше, если они совсем не знают меня?
– Так убили мою младшую сестру, – говорю я ему ровным, лишенным эмоций голосом.
Бэкет уже был готов возразить, но после моих слов эта воинственность, словно через решето, утекает из него буквально на глазах.
– Ей было тринадцать, когда какая-то мразь сомкнула руки на ее шее и лишила ее жизни. Стоит ли мне прислать старейшинам и кастеру Сойеру благодарственное письмо за то, что благодаря им я теперь смогла четко понять, что чувствовала Лайкен перед смертью? – Я мотаю головой и отвожу взгляд от Бэкета и остальных, фокусируясь на всем сразу и ни на чем конкретном в темноте за окном. – Ну да ладно, я так полагаю, все, что было, было к лучшему, правда? Мне просто следует научиться доверять людям, которые ничего обо мне не знают, и позволить им принимать за меня решения.
Никто ничего не отвечает. Разворачиваюсь и выхожу из комнаты в коридор. Мои риторические вопросы остаются неловко витать в воздухе гостиной. Я слишком устала, чтобы пытаться продолжить этот бессмысленный разговор. Запираюсь в отведенной мне комнате, стягиваю штаны и забираюсь на кровать. Там на меня, словно вор, набрасывается сон, уводя за собой из тяжелых тревожных мыслей и воспоминаний.
Глава 11
В голове ощущается тяжесть, и я со стоном касаюсь висков. Прохладный воздух обдает меня затхлым запахом плесени. Я открываю глаза и замираю. Я нахожусь в том же самом погребе, из которого недавно сбежала. Какого черта происходит? Призываю метательные ножи, но в моих конечностях не чувствуется знакомого тепла и течения магии. Я пробую снова. Ничего. Тянусь
