Королевство Краеугольного Камня. Книга 3. Прощание - Паскаль Кивижер
– Заячьего водопада? Что, правда?
– Правда, Гийом. Скрытая комната, стена воды: тайник на крайний случай.
– Значит, ты спрячешься там.
– Ну, нет.
– Почему нет?
Тибо уязвленно выпрямился.
– Я не стану там прятаться, Гийом, потому что прятаться не собираюсь. Зато я спрячу там Эму. Лисандра. Тебя, если потребуется, или любое другое сокровище. Стеклянные часы – кстати! Но сам не буду. Это было бы недостойно короля.
– Недостойно, недостойно… Если твоя жизнь будет в опасности, то всему королевству придется спасать шкуру. Так что, по-моему, оно того стоит.
– Если я в опасности, все королевство в опасности, а если королевство в опасности, король не может исчезнуть.
– Пустослов.
– Правитель.
Гийом снова скрестил руки. Слышать эту смесь бесстрашия и бахвальства из уст импульсивного по натуре Тибо было тревожно.
– Единственная трудность, – продолжал король, – это отыскать пещеру. На склоне полно расщелин, пастушьи тропы только путают. И вход завешен плющом, так что легко пройти мимо. Но я сложил из камней столбик.
– Кучка камней среди камней…
– Его легко узнать, столбик вот такой высоты и такой ширины.
– И все же это камни, и вокруг такие же камни.
– Погоди.
Тибо схватил со стола лист бумаги, макнул перо в чернильницу и набросал несколькими штрихами свой ориентир: снизу пошире, сверху плоский камень, а на нем другой, совсем круглый, – человечек, расставивший руки.
– Держи.
– Какой чудесный рисунок, – присвистнул Гийом, крутя его и так, и эдак. – Да в тебе, король, талант пропадает.
– Хватит издеваться. По крайней мере, общее представление ты теперь имеешь.
– Еще бы! Очень выразительный штрих, – не унимался Гийом, пряча каракули в карман.
– Ну все, перестань. Лучше послушай: у нас перед Жакаром огромное преимущество. Он должен действовать тайно, пространства для маневров у него мало. А я уже оповестил советниц письмами под двумя печатями, что он на острове. Им придется удвоить бдительность и ни в коем случае не допустить, чтобы новость распространилась, он не должен знать, что его ищут. А вот Жильберте Буржуа и Бернарде Задир я писем не послал. Им я пошлю мирового судью, и он их задержит.
Тибо говорил, прохаживался и махал руками с тревожным оживлением. Вдруг он замер на месте и замолчал. Его поразила одна мысль.
– Если Жакар не покидал острова, чего же он ждет, Гийом? Почему не нападает?
Капитан устало пригладил седые волосы и ответил потухшим голосом:
– Он ждет, когда ты дашь слабину.
Все воодушевление Тибо разом рассеялось. Он рухнул на стул черного дерева и обреченно прошептал:
– Ночь равноденствия изрядно ему помогла…
Он закрыл лицо ладонями. Голова у него вдруг стала совершенно пустой – или слишком полной, что одно и то же. Он чувствовал, что миг, когда он дрогнет, неумолимо подступает. Он шел по острому гребню, куда уже Френельского: оступись он хоть на чуть-чуть – и соскользнет в безумие. Гийом нагнулся над ним, не решаясь тронуть.
– На людях, Тибо, ты должен выглядеть сильным. Раскисать можешь только за закрытыми дверьми.
Тибо все молчал, и Гийом решился пообещать невозможное:
– Завтра у тебя будет по бригаде на каждый туннель.
Тибо поднял голову и слабо улыбнулся.
– Спасибо. И раз уж зашла речь…что ты думаешь о Северном крыле? Карты у нас нет, но все равно нужно найти ходы и заделать их тоже. Чтобы Жакар никак не прошел во дворец. И не натравил на нас свою псину среди ночи.
– Мы уже заложили кирпичом туннель из его комнаты, который нам показал Брюно Морван.
– Знаю. Но это не единственный ход, я уверен. Жакар бродил под землей перед нападением на Блеза. Может, даже жил там. Нигде его не видели, и вдруг он возник во дворце, неизвестно откуда. Он не сидел целыми днями на своей тайной лестнице или на скале, открытой всем ветрам и просматриваемой из порта. Он прятался где-то еще.
– Не уверен, Тибо. Северное крыло полностью вскрыто, снесено до основания. Завалы тщательнейшим образом разобрали, облазили каждый метр пола и ничего не нашли…
– Другой ход есть, Гийом, руку даю на отсечение.
На миг в просторном пурпурном кабинете воцарилась тишина. Гийом, хоть и сомневался в существовании второго туннеля, в очередной раз заставлял свой ум послужить королю.
– Ты помнишь Вестос? – спросил он наконец.
– Это где Феликс крокодила задушил? Остров, изрытый дырами, как сыр? Да, помню, а что?
– Местные верили, что в каждой пещере живет божество. И постоянно отыскивали новые…
– Ну и что? Не вижу связи.
– Я внимательно следил за ними, Тибо. И видел, как они это делают. Как собаки, уткнувшись носом в землю. Они искали пещеры по запаху.
– По запаху?
– По запаху.
– Хм-м.
– Да.
– И ты предлагаешь использовать тот же метод в Северном крыле?
– Именно.
– Ну, Гийом… И кто же послужит нам ищейкой? Нужен кто-то с просто невероятным нюхом, чтобы учуять что-то во всей этой пыли.
– Король, ты недооцениваешь своих умельцев. Вспомни-ка мэтра Мерлина.
Тибо поднял брови.
– Парфюмера?
– Его, его. Он, говорят, боготворит королеву.
– Не уверен, что это хорошая новость…
– Это прекрасная новость, Тибо. К тому же его легко найти: у него лавка на самой богатой улице в Ис, между мастерскими ювелира и шляпника.
Подумав о сверхтонком обонянии парфюмера, Тибо почувствовал себя лучше. Он выпрямился на стуле, внезапно приободрившись.
– Гийом, твой ум меня поражает! Этой ночью парфюмер должен спать во дворце. Как известно, запахи сильнее всего перед рассветом. Завтра утром он возьмется за работу.
Тибо вскочил и снова лихорадочно зашагал по комнате, продолжая размышлять вслух:
– Ему нужно комнату. Красивую комнату с прекрасной обстановкой, самую роскошную, и с видом на сад. Где Манфред?
Воодушевление, отчаяние, воодушевление – капитан смотрел с беспокойством, как его друг топчет карты подземных ходов. Хоть он и был моряком, такая качка эмоций его не радовала.
13
Мэтр Мерлин, парфюмер, никогда не покидал свою знаменитую лавку по доброй воле – исключением было лишь приглашение во дворец. Получив таковое от Тибо, он, довольный, поздравил себя и поспешил наполнить дорожный сундук образцами, пересыпав их лепестками роз.
Внешность у него была самая обыкновенная: роста ни высокого, ни низкого, зубы как у всех, подбородок невыраженный, губы тонкие, глаза заурядные. Однако впечатление он всегда оставлял незабываемое, вероятно оттого, что был отмечен печатью призвания. Природа одарила его редкостным обонянием, и он поставил его на службу увлекательнейшему искусству. Он
