Переворот - Кристина Александровна Борис
Мне было, кажется, пять лет, когда я потерялась. Тогда было очень тепло, нет, жарко, это важно! Помню, что было много травы, но трава уже была жёлтой. А если «стало жарко и жёлто, значит работы в поле становиться больше с каждым днём.» Так мне говорила одна из сестёр. Странно, я ведь даже имена их не помню, ни одного имени, а тот день я забыть не могу.
Сёстры работали с мамой в поле, меня попросили собрать яблок и сложить их в одну кучу у дерева, чтобы потом сёстры с мамой забрали их в корзины быстрее, пока не стемнело. Дерево это находилось недалеко от поля. Могучее такое, большое дерево. Я собирала яблоки в одну кучу, видела вдали свою маму и сестёр, а потом я отвлеклась на журчание. Я поняла, что это журчит вода. Мне было жарко и, по своей глупости, я побежала на шум, чтобы освежиться и принести маме и сёстрам в ладошках воды, чтобы и они могли пережить эту жару, а если не хватит, зачерпнуть ещё и принести. Добежала тогда до речки, выпила, зачерпнула, поскользнулась о камень, и течение меня унесло в неизвестном направлении. Я кричала, барахталась, звала на помощь, но вода всё время попадала в рот. Силы быстро покинули меня, и я перестала сопротивляться в надежде, что меня кто-нибудь найдёт и приведёт домой. Больше я свою первую семью не видела. – Оливия замолчала. Повисла тишина. Генрих посмотрел на неё изумлёнными глазами, хотя Оливия не заметила этого в темноте. Старик испуганно спросил, – а дальше что было?
– Дальше я нашла свою вторую семью. Я доплыла до речной мельницы, где чудом меня спас мельник. Привёл к себе домой. Там была его жена и двое мальчишек, такие как я, их сыновья. Ничего не говоря, эта женщина меня раздела, дала штанишки и рубашку одного из своих сыновей, дала мне поесть. Я молча переоделась. Помню, как только мне дали поесть, я заплакала. Попытки узнать, откуда я, как я оказалась в реке, были тщетны. Больше меня и не спрашивали. Так я осталась у них жить. Они назвали меня Оливией. Мальчишки стали для меня братьями, а женщина и мельник, новыми родителями. Они мечтали о девочке, потому для них я стала дочкой. Спала я вместе с братьями. Когда я увидела у себя кровь между ног, мама мне объяснила, что теперь я сама могу родить своих сыновей и дочерей. С тех пор я спала раздельно. Места там было куда больше, нежели в моём старом доме. Да и людей рядом было много. Я жила в большой деревне. Братья помогали отцу с мельницей, а я помогала маме по дому. То время для меня было самым счастливым в моей жизни.
Однажды мама почувствовала себя плохо. Пропали силы, лежала, ничего не ела, только стонала. Она жаловалась, что ей холодно, хотя её тело было горячим. Соседи давали всякие травы, уверяя, что они помогут ей излечиться. Так она мучилась две недели, а потом её горячее тело стало навсегда холодным. Я сильно плакала, когда хоронили её. Дальше, от такой заразы померла половина деревни, в том числе и мой отец. Потом братья выгнали меня из дома. Они нашли себе невест, а приводить в дом невесту, где живёт чужая девка, они не хотели. Они всегда ревновали меня к маме, ведь я была её долгожданной дочкой. Вскоре я стояла у ворот в поисках работы, и там я встретилась с Уолтоном.
Генрих уже начал зевать. Усталость брала своё:
–Как-то быстро. Видимо, сначала, ты была его любимицей. За девственниц много платят.
–Я не была уже девственницей.
–Когда же ты успела? – ухмыльнулся Генрих.
Оливия, шумно выдохнув воздух, начала свой длинный рассказ:
После смерти родителей, жизнь перестала быть такой хорошей. Оливия работала по дому, кормила братьев, которые продолжали дело отца. Они часто за столом кляли её, что она тоже должна работать, ведь им трудно без родителей содержать девушку, якобы из-за неё они должны искать себе девиц с хорошим приданым, но они благородны, чтобы выгнать Оливию из родительского дома, так как память о родителях им священна, хоть она и обуза для них, потому она должна помалкивать и приносить пользу в виде кухарки. Оливия знала, что всё это наглая ложь в надежде напугать её, чтобы она не заявила о своих равных правах на дом и мельницу.
Когда старший брат собирался жениться, он долго пытался уговорить свою невесту отдаться раньше свадьбы, но та наотрез отказывалась. Родители у неё были очень строгими. Брат очень злился по этому поводу, да ещё и младший брат его дразнил, что такую недотрогу он берёт, а вдруг после свадьбы окажется, что у неё уродливое тело. Да и точно ли братец знает, что надо делать в брачную ночь, а то мало ли, сделает что не так, и убежит обратно невеста к своим родителям. Оливия часто слышала это – они это обсуждали при ней за столом. Видимо, то, что они хотят сделать со своей названной сестрой, они обсуждали там, где её с ними рядом не было. Оливия позже поняла, что младший брат дал ему совет сыграть понарошку свадьбу с ней. Если будет возражать, можно пригрозить ей изгнанием и сплетнями на всю деревню.
В тот день братья были молчаливыми, но это не насторожило Оливию, а, скорее, обрадовало – хоть один день она не слышала их наставлений.
Вечером, они попросили её помочь им доделать работу на мельнице, что очень её удивило, ведь к ней её подпускали только тогда, когда был жив ещё отец. Ей стало интересно, чем же она может им помочь, и не думая, пошла за ними. Не доходя до мельницы старший брат повалил Оливию и ударил по лицу. Она этого никак не ожидала. Совершенно. Но это не мешало
