Закон Кейна, или Акт искупления (часть 2) - Мэтью Стовер
- Ты сказал что-то вроде, "причины не породят следствий, пока не окажутся отмененными".
- Ага. Я могу тебе кое-что показать. По большей части это будет с участием тех, что похожи на меня. Пойми, они не я. Пока не я. И они не твой сын. Кто-то может оказаться мной или тобой после извлечения Меча. Ясно? Но заранее сказать невозможно.
- Ха. - Дункан кладет руки за голову, сплетая пальцы; взор устремлен в синее небо. - Похоже, это все же будет одной из моих чертовых саг о культурных героях.
- Может. Закрой глаза.
Он слушается, и тогда...
Конец Начала:
Мистер До-Скорого
"Он так упорно сопротивляется попыткам конвенционального анализа. Иногда я гадаю, не является одной из причин врожденное почтение землян к Аристотелю, творцу эстетики. Данный в "Поэтике" анализ нарративной структуры бесценен для понимания элементов драмы; и, поскольку мы, человеческие существа, прежде всего ценим сказание о самих себе, мы хватаем стилус Аристотеля, дабы набросать понимание Кейна.
Аристотелевская драма начинается с постижения, что мир пришел в беспорядок; структура драмы состоит в извлечении порядка из хаоса. В трагедии порядок восстанавливается через разрушение; в комедии порядок возвращен посредством брака или воссоединения. Фундаментом этих концепций служит идея беспорядка как неправильного состояния. Порядок не создается, но восстанавливается.
Думаю, потому мы и спотыкаемся пред ликом Кейна.
Ни один принцип не может поймать его целиком; как любит повторять он сам, все правила суть правила большого пальца. Но это же не оправдывает отказ от попыток. У меня есть важный резон размышлять над мифометафорическим значением Кейна: как могут припомнить зрители, я не только был сокрушен его рукой, но в известном смысле им и воссоздан.
Жизнь Кейна не имеет ничего общего с восстановлением порядка. С каким бы то ни было восстановлением. Он не видит вокруг ничего достойного.
Для Кейна порядок есть иллюзия: пленка рациональности, созданная нами для маскировки случайной и бесцельной жестокости мироздания. Его история ведет от одного хаоса к другому. И это лишь касательно связано с титулом Принца Хаоса, придуманного для него Церковью Возлюбленных Детей Анханы. Его сделали удобным сатаной при мне, Иегове.
Более правильно будет видеть в нем выражение природного закона: ваши мыслители нарекли это Вторым правилом термодинамики. Но и этот взгляд слишком неполон и может вести в заблуждение: нет ничего случайного или беспорядочного в его поступках. Совсем наоборот: так называемый порядок он разрушает, если тот причиняет боль и сулит угрозу тем, кого Кейн любит.
Он не ищет безопасности: для него безопасность иллюзорна в лучшем случае, сама ее концепция есть опасное заблуждение. Он ищет лишь хаоса более приемлемого.
Вот в чем, верю я, корни его силы.
Концепция обратного пути ограничивает большинство живых созданий. Мы боимся сделать то, чего нельзя будет отменить - разрушить удобный порядок - ибо сделать так означает самому впустить в двери хаос. Но раз для Кейна нет безопасности и нет порядка, он ничего не страшится. Он делает неотменяемое без колебаний, потому что для него всё - неотменяемое.
Кейн, возможно, стал величайшим живым мастером абсолюта на Земле".
Ремсл. Тан'элКот (прежде Ма'элКот, первый Император Анханы и Патриарх Элкотанской церкви). Интервью, записанное с Джедом Клирлейком для (так никогда и не вышедшей в эфир) церемонии седьмой годовщины "Ради любви к Пеллес Рил".
"Иисус, да заткнись, а? Знал бы, что придется слушать твой треп весь остаток своей поганой жизни, позволил бы себя убить".
Кейн, "Клинок Тишалла"
Он сказал "до скорого" только лошадиной ведьме.
Выехал тем трескучим от мороза утром на Кариллоне. Ветер качал стволы деревьев, было как-то мутно от предчувствия снега. Он не потрудился туго стянуть ремнем серапе, накинув на поникшие плечи; юный жеребец исходил теплом, мчась вверх по склону. Через час от деревни он нашел ведьмин табун на зубчатом гребне холма: лошадей дюжины разных пород, щипавших травку среди валунов и камней.
Табун расступился перед ним, словно вода. Они его запомнили. Это было хорошо.
Ведьмин табун не любил людей, как свойственно иным диким лошадям. Ведьмины лошади были одичавшими. Беглецы, спасенные, вызволенные из беды - в шрамах от кнута, от шпор и с шрамами на мозгах, клейменые сверху донизу всеми видами увечий, на которые способны двуногие. Вроде него самого.
Лошади не забывают никогда. Не умеют. Снова сходство.
И она такая же.
Кариллон фыркнул, когда он соскользнул со спины жеребца, стараясь двигаться гладко и неспешно. Лошадиная ведьма вечно дразнила его, говоря, что он дурной как кот. Много времени понадобилось, чтобы понять: она не дразнилась. И говорила не о домашнем котике.
Кариллон дернул за серапе и потряс головой, невпопад шевеля ушами. В конце года он был при полном параде, оброс шерсткой; жалкая нужда людей искать искусственный наряд для защиты от холода заставляла его лишь зычно пускать ветры. Человек порылся в карманах, выудив орехи и сушеные фрукты, и принялся скармливать их один за другим, неторопливо; серый в яблоках столь же степенно поедал их.
Одежда - это смешно. Но еда - это серьезно, а сладости - это хреновски важно.
- Давай, иди ищи девчонку. Будь счастлив, - сказал он жеребцу, шутливо мотнув головой. - Какая-нибудь поблизости явно согласится.
Кариллон толкнул его на прощание в плечо и потрусил, держа курс на высокую гладкую кобылу с одним глазом и ожогами на шее. Жеребец был вполне разумен и подходил со зрячей стороны.
Человек стоял и следил, как юный самец выплясывает фигуры куртуазного соблазнения. Невольно вспоминая, как надежно были укреплены стойла конюшен в особняке Веры в Харракхе. Если бы Кариллон не вырвался вместе с Ястребинкой и Фантомом, мог бы расти в одиночном заключении. Так и не узнать повадок табуна. Ничего не знал бы, только что велик и силен и наделен членом толщиной в заборный дрын; и что конюший Кайласси иногда позволяет ему отодрать кобылу или сразу двух за день.
Что ж, Кайласси давно помер, а Кариллон стал соблазнителем не хуже элегантного Казановы; кобыла повернулась задом, угрожая копытом, но в глазу горел огонек и шея призывно изогнулась, и Кариллон вежливо отступил... тут же пустившись следом.
Человек покачал головой. - Мне бы стать таким учтивым с женщинами.
Лошадиная ведьма стояла сверху, на склоне.
Была она в походной одежде, кожаной
