Стефан Петручо - Дэдпул. Лапы
Ситуацию усугубляет желание собачки во что бы то ни стало от меня удрать. Когда она замечает, что я её нагоняю, то забывает про всякую осторожность и бросается на шоссе. Мчащееся мимо такси виляет в сторону так быстро, что два колеса чуть не отрываются от земли.
Тормоза визжат, как визжал бы поросёнок Уилбур из книжки «Паутинка Шарлотты», если бы ему не повезло и он таки угодил бы фермеру под нож. Такси заносит сразу на две полосы. Одну занимает красивая новенькая «акура», вторую – какая-то ржавая жестянка, которая не прошла бы техосмотр, даже если бы хозяин подкупил автослесаря. И все три машины сталкиваются с оглушительным грохотом. Или, как сказали бы в комиксах:
Веселье продолжается. Срабатывают подушки безопасности, повсюду разлетаются осколки машин. И тут я вижу трактор с прицепом, который несётся прямо на мою собачку. Я бы сказал, что она замирает, как олень в свете фар, но она собака – поэтому она замирает, как собака в свете фар.
Я с треском вскакиваю на крышу ближайшего авто и перепрыгиваю с одной машины на другую, пока не добираюсь до кабины трактора. Я резко дёргаю руль – к немалому удивлению весьма сонного водителя. С его грязной головы падает грязная кепка, он смотрит на меня, я на него – и мы оба орём благим матом.
Трактор не останавливается – ну, знаете, инерция, все дела, – но складывается чуть ли не пополам. Скрежет металла и визг резины вырывает колли из оцепенения. Она прекращает играть в гляделки с фарами и, чудом избежав превращения в котлету, прыгает на решётку радиатора.
Когда трактор наконец останавливается, мы с водителем видим распластавшуюся по радиатору колли – смотрится она очень потешно – и улыбаемся друг другу. Тут он снова начинает орать. Прежде чем водитель успевает наградить меня каким-нибудь нелестным эпитетом, я вырубаю его.
Так-то лучше. Теперь ему не придётся смотреть на все эти машины, которые врезаются в его прицеп. Их так много, что я даже не буду дописывать звуковые эффекты, мне лень. В ожидании, пока удары стихнут, я снова натягиваю свою яркую красно-чёрную маску и избавляюсь от белого халата.
Поскольку я один из редких типов, которые в костюме смотрятся менее дико, чем без него, я надеюсь, что это позволит мне подобраться к псинке достаточно близко. Я выбиваю лобовое стекло – оно вываливается вместе с рамой – и вылезаю на капот. И тут собака разбегается и запрыгивает на крышу фуры, направляющейся на запад, – конечно, само собой, иначе и быть не могло.
Удаляясь, колли оглядывается на меня. Она выглядит страшно довольной – уттти торчком, мех взъерошен, язык наружу. Наверное, думает, что она самая умная, – но у меня есть козырь в рукаве. Я знаю, что собаки – общественные животные, которым сама эволюция велела жить в стае и подчиняться альфа-самцу. Так что я произношу самым командным тоном, на какой только способен:
– Сюда, живо!
С Горголлой это не сработало. И сейчас не работает.
Колли тявкает и отворачивается, подставив мордочку ветру.
Очухавшийся водитель трактора выползает на капот вслед за мной.
– Есть, сэр.
– Да не ты!
Ну вот, теперь я гонюсь за грузовиком, как будто это я собака. Но вскоре останавливаюсь – отчасти чтобы сохранить достоинство, отчасти потому, что не могу так быстро бежать. Возле меня с визгом тормозит такси. Водитель с кислым, словно грейпфрут, лицом высовывается наружу.
– Эй, чувак, в чём проблема?
Я кладу руку на капот его машины.
– У меня нет проблем, чувак. А вот у тебя есть.
Я взбираюсь на крышу такси и хватаюсь за её край, как на доске для сёрфинга. И кричу во всю глотку:
– Езжай вон за той колли!
Казалось бы, каждый таксист всю жизнь ждёт такого момента. Но этот едет так медленно, что… сами закончите фразу:
а) нас догнали бы и зомби;
б) за это время дважды удалось бы посмотреть часовое телешоу;
в) нам сейчас выпишут штраф за неоплаченную парковку.
Я стучу по крыше:
– Быстрее, дуралей! Злодей уходит!
– Я и так превышаю уже на тридцать километров!
– Превышаешь? Там, куда мы направляемся, ограничения скорости не нужны!
Я протыкаю крышу катаной, стараясь не задеть водителя (ну, разве что рву ему штанину), и жму на педаль газа. Двигатель ревёт.
Вот теперь это настоящая погоня! Я закатываю маску и высовываю язык. Всегда хотел узнать, каково это, когда он развевается по ветру. Святые угодники, да это же вкус свободы!
В сонном водителе подо мной что-то пробуждается. Он слышит зов – зов куда более древний, чем закон о превышении скорости, – и подчиняется ему. Отбросив страх и сомнения, с безумным огнём в глазах, он ошалело скачет с полосы на полосу, подрезая «ауди» и «хонды».
Впереди преграда? Она ему нипочём. Презрев на первый взгляд непреодолимые препятствия – и пару вездеходов-развалюх, – он выскакивает на разделительную полосу, и расстояние между нами и фурой сокращается до нескольких жалких метров.
Мы ещё поддаём, чтобы с ней поравняться. Я уже вижу шофёра. Он ещё совсем ребёнок, вчерашний школьник, втянутый в эту низкую, подлую войну. Он смотрит прямо перед собой, сосредоточенный на своей миссии.
Мы слегка толкаем фуру в бок, чтобы привлечь внимание шофёра.
Теперь он наконец меня замечает.
– Останови машину! Это очень важно!
Но вид однорукого парня в чёрно-красном костюме, оседлавшего такси, не вызывает в нём должного трепета. Вместо того чтобы сбавить ход, шофёр жмёт на газ и забирает в сторону, к съезду на Дитмарс-бульвар.
И всё это время Лесси-младшая смотрит на меня напыщенно и самодовольно, наверняка думая:
«Гав! Гав-гав!»
Парень ухитряется съехать с шоссе, даже не притормозив. Мы следуем за ним. Он пытается свернуть налево, на 23-ю улицу. Любители поразглядывать карты Нью-Йорка знают, что «Дитмарс-бульвар» – конечная станция линий N и Q, которые пролегают вдоль 23-й улицы. Любители физики знают, что несущейся с огромной скоростью автомобиль при резком повороте может опрокинуться. Так что в том, что происходит дальше, нет ничего удивительного.
Фура валится набок. С искрами и скрежетом она врезается в столб. Мы несёмся прямо на неё, и таксист заходится безумным смехом:
– Какой сегодня день! Отличный день, чтобы умереть!
Вот ведь псих.
Я снимаю катану с педали газа и бью по тормозам. Водитель крутит руль и чудом уходит от столкновения. Но я перелетаю через фуру и врезаюсь прямо в железную балку.
Ай, ай, ай! Поддай, ещё поддай!
Нет боли, кроме боли!
И я пою ей… ай!
Я сказал бы, что оставил в балке вмятину в форме Дэдпула, но скорее у меня в черепе осталась вмятина в форме балки. А проклятому щенку хоть бы хны. Он спокойно взбегает по ступенькам на платформу.
