Роман Злотников - Арвендейл
Но к Трою это не относилось. Похоже, его мышцы работали совершенно по-другому, не так, как у обычных людей. Во всяком случае, несмотря на то что Трой к двенадцати годам уже вовсю работал в кузне у Тристана молотобойцем, ему не составляло особого труда пожонглировать тремя-четырьмя остро отточенными метательными кинжалами или пробежать по провисшей веревке между двумя качающимися соснами. Ругир диву давался, глядя на этого необыкновенного мальчика… и гонял его еще нещаднее, бормоча себе под нос: «Кому боги много дали, с того много и спросят». Впрочем, Трою это было не в тягость. Он воспринимал занятия как новую игру или скорее как новый вид озорства. Ведь сам он озоровал не оттого, что ему так уж хотелось заставить людей понервничать, просто его бьющая через край энергия постоянно требовала выхода.
А тут дядя Ругир предложил ему такие интересные игры… и он принимал их не просто с удовольствием, а с восторгом. Возможно, впрочем, что его успехи в упражнениях как раз и объяснялись тем, что он занимался ими не просто старательно, а истово, со страстью, временами даже скрывая ушибы и ссадины из опасения, как бы дядя Ругир из-за этого не объявил завтрашний день днем отдыха. Однажды он сорвался со скалы, на которую его загнал Ругир, и, тормозя, сорвал о веревку кожу с ладоней до костей. Но на следующий день как ни в чем не бывало пристал к Ругиру, уламывая того отправиться-таки в дальний переход к болотам, как обещал. А на вопрос, как он пойдет с такими руками, беспечно ответил:
— Подумаешь, — тряпьем замотаю, через седмицу пройдет…
В принципе, Трой уже не раз совершал такие марш-броски, как их называл Ругир, просто сегодняшний был самым дальним из тех, что требовалось совершать за один день. К тому же лето уже повернуло к осени, и темнело теперь много раньше, чем луну назад. Так что опасность столкнуться с Темными была не в пример больше. Впрочем, до самого опасного времени, которое наступало за полторы луны до зимнего солнцеворота и продолжалось до самого весеннего «уполовиния», то есть дня, когда ночь снова сравнивалась с днем, было еще далеко.
Трой успел отойти от деревни почти на лигу, как вдруг до его ноздрей донесся резкий сладковато-терпкий запах. Трой, шагая, собирался как раз сделать шаг — да так и застыл с занесенной ногой. Умение мгновенно замереть на месте — в лесу первейшее из умений. Без него ни к зверю подобраться, ни самому уцелеть. Многие опасные звери или Темные человека различают плохо, тем более если он одет по-лесному да натерся корнем сельмянки или отваром дубовья, а вот движение чуют за версту. И не только глазами, но и ушами, и носом, короче, всем, что у них там есть. Поэтому, если зверь, за которым ты охотишься, либо тот, который охотится на тебя, вдруг что-то учуял — замри, авось не заметит, или, может, за куст или пень примет… Трой несколько мгновений простоял с поднятой ногой, затем осторожно опустился на корточки, продолжая неслышно втягивать носом воздух. Запах был мерзкий, очень мерзкий, он с таким еще ни разу не сталкивался. Это означало, что впереди что-то незнакомое и, скорее всего, опасное. А что может быть опаснее, чем темная тварь?! Поэтому все инстинкты прямо-таки вопили Трою: беги, беги! Но бежать было нельзя, бежать было полной глупостью. Темные твари слишком быстры, чтобы от них можно было убежать. Ему еще повезло. Судя по всему, эта тварь уже кого-то стерегла и потому до сих пор не заметила Троя. Поэтому следовало тихонько отползти подальше, а затем, плюнув на весь этот гребаный марш-бросок, со всех ног нестись в деревню. Темные твари так близко от деревни — это… Однако Трой не стал делать ничего из того, что представлялось наиболее разумным. Он никогда не видел темных тварей, и он был бесшабашным мальчуганом четырнадцати лет от роду… поэтому он поступил так, как НИКОГДА и НИКОМУ поступать не следовало. Трой опустился на четвереньки и, медленно передвигая руки и ноги, так, чтобы не то что никакая веточка не хрустнула, а ни единого листика не шевельнулось, пополз в сторону, откуда доносился запах.
Через долгие десять минут он добрался до вершины небольшого взгорка, где рос куст вонючей чернавки. Похоже, ему продолжало везти. Легкий утренний ветерок по-прежнему дул на него, принося запах, перебивавший даже вонь от опавших листьев этого мерзкого куста (у чернавки особенно сильно воняли именно опавшие или сорванные листья), каковая, в свою очередь, хорошо маскировала его собственный запах. Подобравшись к краю, он осторожно высунул голову над гребнем. Внизу у кучи палых листьев стоял… Судя по чешуйчатому панцирю, прикрывавшему все тело, это был гхарк — тварь мерзкая, опасная, но не из самых крутых, про которых рассказывали ему староста и дядя Ругир. Однако связываться с ней не стоило. Если уж дядя Ругир говорит, что ни за что бы не рискнул выйти на подобную тварюгу в одиночку, значит, и самому Трою делать этого не стоит… Поэтому, полюбовавшись на темную тварь еще пару мгновений, Трой начал все так же медленно и осторожно, дабы не привлечь внимания резким движением, втягивать голову обратно. И когда ему это уже почти удалось, куча палых листьев перед гхарком зашевелилась, и перед изумленной публикой (в лице одного Троя) предстал мускулистый каррхам. Мгновение он ошарашенно пялился на возникшую прямо перед ним смерть, потом оскалился и грозно зарычал.
Гхарк качнулся вперед и, коротко взрыкнув, шумно пыхнул своей вонью прямо в морду каррхаму. Трой невольно сморщился, представив, каково сейчас этому лесному убийце, если даже у него, Троя, от вони скулы заныли. Однако каррхам не поддался на столь подлый прием. Он неожиданно пригнул голову к лапам и попытался вцепиться гхарку в глотку. И это ему почти удалось… Спустя мгновение Трой уже ничего не мог разобрать. Две твари внизу — одна стоила другой — сплелись в рычаще-визжащий клубок. Трой несколько секунд молча смотрел на это зрелище, а затем неожиданно для самого себя потянул завязки плаща и выхватил из-за пояса узкий длинный кинжал…
Когда Рргыхнак сумел, наконец-то, справиться с болью и разлепить налившиеся свинцовой тяжестью веки, то с удивлением обнаружил, что находится все еще вдали от Священных полей предков. Вонь стояла нестерпимая, что означало: гхарк где-то рядом и, судя по шумному хрусту листьев, вполне жив и активен. Вот только почему-то не нападал. Старый каррхам несколько мгновений лежал, оценивая шансы, затем шумно вздохнул и попытался привстать на передние лапы. Шансов у него не было, оставалось только умереть с максимальным достоинством. К его удивлению, гхарк, чьи лапы он разглядел всего лишь в паре пальцев от своей морды, никак не отреагировал на его неуклюжие движения. Более того, он даже не пошевелился. Рргыхнак удивленно повернул болтающуюся от слабости голову в сторону шуршащей травы. О, боги охоты! Гхарк был мертв! А в куче листвы елозил молодой представитель расы людей, который был занят тем, что пытался отпилить у темной твари ее хвост. Каррхам перевел изумленный взгляд с бездыханного трупа гхарка на занятого делом юного человека, вздернул верхнюю губу и угрожающе зарычал. Человек оглянулся на него и весело рассмеялся:
