Ли Брэкетт - Сага о Скэйте
— А ты останешься?
Элдерик улыбнулся загадочно и насмешливо.
— Я же тебе сказал, Старк. Кому, как не мне, контролировать вихри…
Три «стрекозы» полетели к Трегаду, увозя Делвура и его помощников. Они должны были сообщить жителям о победе и привезти тех старейшин, которые захотят совершить путешествие на Паке. Четвертая «стрекоза» поддерживала контакт с кораблем Пенквара, находящимся на орбите. Он не захотел рисковать «Аркешти», пока место для посадки не будет полностью освобождено.
«Аркешти» приземлился ночью, при свете Трех Леди. Весь Ирнан собрался на стенах, чтобы созерцать это чудо…
Пенквар, антариец высокого роста, с кожей цвета полированного золота и тугими кудрями, вошел в Зал совета вместе с Педралоном. Он поговорил с Антоном и отцами города и не возражал против продажи «стрекозы» и дополнительного генератора. Однако он по-прежнему не очень-то нравился Старку.
На следующий день Старк проводил Антона на борт «Аркешти», чтобы осмотреть помещение для жилья, которое экипаж наспех оборудовал в пустом трюме.
— Сойдет, — сказал Антон, — мне все сойдет, лишь бы только поскорее покинуть Скэйт.
Он пожал руку Старку. Они уже поговорили обо всем происшедшем и простились, сидя вдвоем поздно ночью в комнате Антона за кувшином вина.
Наконец Антон сказал:
— Мы сделаем все, что нужно. Ты видел Геррит?
— Нет, но думаю, что знаю, где она может быть.
— Иди к ней, Эрик…
На борт поднялись и другие пассажиры. Старк коротко поговорил с Сангалейн, Мерном, Педралоном и покинул корабль. Он отослал верховое животное Антона в город с Тачваром и Себеком, которые ошалевшими глазами смотрели на корабль, а сам поехал в долину.
Он шел по этой дороге только один раз, в самом начале своего долгого путешествия, однако без труда нашел то место, где надо было свернуть, чтобы дойти до грота. Армии вандалов разрушили все даже здесь, всю траву скормили животным, срубили для костров все деревья. Он оставил свое животное внизу, а сам поднялся по крутой тропе.
Внутри было темно и холодно, пахло сыростью, как обычно в тех местах, куда никогда не проникает солнце. Грот служил жилищем многим поколениям Геррит, Мудрым женщинам Ирнана. Когда Старк был здесь в первый раз, тут были ковры, лампы, жаровни для обогрева, мебель и большая чаша с Водой пророчества. Теперь же грот был пуст и печален.
Он позвал, и сводчатые помещения ответили ему эхом.
Она вышла из внутренней комнаты, где горела всего одна лампа.
— Почему ты убежала?
— Я не хотела видеть, как ты улетишь. Но я ни в коем случае не хочу уговаривать тебя остаться…
Он сообщил ей о своем решении.
— Так что, как видишь, у меня были основания прийти сюда.
Она подошла и коснулась его.
— Я счастлива.
— И я счастлив. Но почему ты отказалась поехать на Паке, когда тебя попросил Джеран?
— Не знаю. Я видела себя идущей к кораблю, но был какой-то барьер, который я не могла преодолеть. Я поеду в другой раз. Сначала мне надо сделать кое-что здесь.
Она улыбнулась, но он не видел при этом выражения ее глаз, так как они были в тени.
— А что ты должна сделать? Скажи мне.
— Этого я и сама не знаю. Но сейчас мне не хочется об этом думать…
Он обнял ее…
Позднее они вышли на свет Старого солнца, услышали гром и увидели отдаленное пламя, которое извергнул при взлете «Аркешти».
— Мы должны послать гонцов на север, — сказал Старк. — К Харготу и людям Башен…
Он немного помолчал, прижимая Геррит к себе. Потом задумчиво добавил:
— Нужно сказать им, что звездные дороги скоро будут открыты.
Грабители Скэйта
Глава 1
Крепкие веревки удерживали Н’Чаку на плоской жесткой поверхности, на которой он лежал. Над его головой было чересчур много света. Он едва мог различить лицо, склонившееся над ним. Лицо, которое шевелилось и пульсировало в такт с его кровью. Красивое лицо цвета полированного золота с удивительно кудрявой шевелюрой. Рядом, в тени, были и другие лица, но значение имело только это лицо. Он не мог вспомнить, кому оно принадлежало, но знал, что это важное лицо.
И снова боль. И укол иглы… Золотое лицо задало вопрос.
Н’Чака слышал его, он не хотел говорить, но выбора не было. Яд растекался по его венам и вынуждал отвечать.
Он говорил щелкающим, ворчащим языком, едва ли более сложным, чем язык высших приматов.
Пенквар, золотистый человек, сказал:
— Интересно. Каждый раз он возвращается к этому. Приведите Антона.
Привели Антона.
Тот же вопрос. Тот же ответ.
— Вы его приемный отец? Знаете ли вы, на каком языке он говорит?
— На этом языке говорят аборигены Сол Одик. Он воспитывался там после того, как его родители были убиты. До того как я его взял — ему было тогда около четырнадцати лет, — он не знал другого языка.
— Вы можете перевести?
— Я был одним из администраторов Сол Одик. Одной из моих обязанностей было защищать аборигенов от шахтеров. Мне не всегда это удавалось. Но я хорошо их знал. В их словаре нет слов для обозначения интересующих вас понятий.
— Ах вот как! — сказал Пенквар. — Ладно, я подумаю…
Миллионы колокольчиков Джер Дарода нежно звенели под кровлями Нижнего города. Их раскачивал теплый ветер. Это был радостный звук, символизирующий любовь и доброту. Но на переполненных улицах, между храмами, посвященными Старому солнцу, Матери Скэйта, Матери Моря, а также Господину Мрака, Богине Льда и их дочери Голоду — этой смертоносной троице, которая завладела уже половиной планеты, — люди были молчаливы и встревожены.
В храмах многочисленные верующие умоляли богов о защите, но большая часть толпы смотрела в другую сторону. Тысячи бродяг наполняли парки и Сады Развлечений. Смесь всех рас Плодородного Пояса, одетые и раздетые, разукрашенные самым невероятным образом. Эти бродячие и свободные дети Лордов Защитников поворачивали свои лица к Верхнему городу. Лорды Защитники через посредство Бендсменов, своих слуг, всегда старались накормить голодных и укрыть тех, кто нуждался в укрытии. Бендсмены ни разу их не разочаровали. Они, конечно, отведут чужеземную угрозу, которая все еще витала в небе, хотя звездный порт был закрыт.
Одно судно покинуло Скэйт не так, как остальные. Оно перевозило изменников, которые хотели уничтожить власть Бендсменов и заменить ее иноземной властью. Бродяги знали, что если бы это случилось, то и сами они, и обычаи, допускавшие их существование, оказались бы под угрозой.
