Безымяныш - Андрей Олегович Рымин
Народ в повозке, признавший право Сёпы говорить за всех, вытянул шеи и выпятил уши. Хорошо, что сижу самым первым, напротив Кузьмы и того богача, что хотел с жинкой убраться обратно в Земград. Русоволосая, красивая баба жмётся к мужу, боясь поднять глаза на царящую вокруг бедность, воплотившуюся в целый огромный город.
— Не, чумазые — это не про вас, — первым делом успокоил облегчённо вздохнувший народ солдат. — Это — пустышки. Что-то вроде батраков на всю жизнь, но с правом подняться, если очень повезёт. Они тут в самом низу. Вы, чуть выше стоите.
— Как ты, значит, будем, — понимающе кивнул Сёпа. — Дружинники? Армия?
— Не совсем, — криво улыбнулся солдат. — Я-то свой срок уже давно отмотал. Я уже — гражданин. При правах, при имени. Меня, кстати, Матвеем звать. А вы себе клички придумывать пока начинайте, а то у старикашек фантазия бурная — так обзовут, что уши от злости отвалятся. Вы в безымянные на пять оборотов. И это не только в Архе так. По всем полисам заведено новичкам отслужить. Просто, где служба полегче, где тяжелее, а у нас — не буду врать — до конца её доживает не всякий. Очень сильно не всякий.
Обрадовавшийся было народ снова насупился. Целых пять оборотов? Нет, лично я не могу столько ждать. Ло вернётся — йока с два вы нас здесь удержите. Обязательно придумаем, как удрать.
— В чём хоть служба? — невесело поинтересовался Сепан.
— Тебе, охотнику, понравится, — улыбнулся Матвей. — Зверя бить в основном. Мы же все — парни крепкие. С Предземья народ в основном приплывает с долями на потолке или близко к тому, а здесь бойцов с таким троеростом не так уж и много. Есть, конечно, и посерьёзнее нас мужики, но сами должны понимать — сколько стоит поднять так триаду. Пустышки, вон, до десяток по ветвям почти все поголовно, — махнул солдат рукой на провожающих нас любопытными взглядами оборванцев. — Куда проще порожникам-гнидам за вас заплатить, чем своих возвышать. Так ещё мы и с дарами, бывает, приходим. Я вот, вижу как раз троерост. Как приедем на место, всех вас посчитаю под запись.
— Ты сказал: долго ехать? — решил и я поучаствовать в разговоре. — Этот Арх настолько велик? Весь лоскут занимает?
Пока есть возможность, нужно выведать у прожившего здесь больше пяти оборотов предземца как можно больше полезного.
— Окстись, паря, — фыркнул Матвей. — Что бы мы тогда жрали? Одной внешней добычей такую прорву ртов не прокормишь. Это мы только по внешнему городу едем. Он скоро закончится. Видишь, вон уже просвет впереди, — обернувшись, указал он на, и действительно, показавшийся невдалеке конец улицы. — Сейчас выпас пойдёт, потом поля и перед внутренним городом будем через сады проезжать. Наш лоскут очень чётко поделен на зоны. Полоса вдоль всех внешних стен отдана пустым под житьё. Здесь же школы Великих Домов, где отобранных под это дело пустышек учат на воинов. Здесь же казармы безымянных, здесь же собранные из вольных граждан отряды, стоящие на службе у лордов. Большая часть жителей полиса обитает на внешке, благо та растянулась по кругу на все восемьдесят вёрст. Сколько душ тут всего никто точно не знает, но много — сотни тысяч, наверное. Во внутреннем городе, что расположен в центре лоскута, куда меньше народа. Там живут вольники, местная знать из Домов, их слуги-пустышки. Там арена, большие каменные дома, башни, храмы, дворец Правителя. Там Земград и Порог отдыхают. Скоро сами увидите. Издали, правда. Внутрь нас не пустят, да оно нам сейчас и не надо.
— А куда мы тогда едем? — удивился, ничего не понявший Лим. — Ты же сказал, что безымянные у стены живут.
— У стен. Я сказал: у стен, — хмыкнул Матвей. — Стены — они, знаешь ли, длинные и на четыре стороны света смотрят. Мы сейчас по зелёному треугольнику едем — это вотчина Великого Дома Эль-Синх. Вас же выкупил у Храма Великий Дом Эр-Драм, у которого на службе и я состою. Их красный треугольник напротив, с другой стороны внутреннего города. А нам ведь нужно на его дальний край. В общем, нам ещё ехать и ехать.
В этот момент мы как раз выбрались из внешнего города, переехав по мосту через неширокий канал — с речкой эту идеально ровную канаву, протянувшуюся влево и вправо вдоль края застройки, не спутать — и перед нами открылась уходящая на несколько вёрст вперёд равнина, покрытая обычной луговой травой, сменяющейся вдали жёлтыми полями пшеницы или каких-то других схожих злаков. Прямая, как палка, дорога стрелой убегала вперёд, теряясь за нивами в густой сочной зелени садов, за которыми в свою очередь поднимались высокими домами и башнями очертания далёкого города. Видно, что весна здесь уже давно властвует, но чтобы колосья успели налиться и вместе со стеблями пожелтеть… Это уже ни в какие ворота не лезет.
Скользя взглядом по пасущимся на широкой, с версту, луговой полосе стадам и отарам, которых при таком количестве голов этот выпас никак не мог кормить вдолгую, я окончательно уверился, что здесь что-то нечисто.
— Пшеница уже пожелтела? Как так? — опередил меня дядька с дальнего края повозки. — Совсем рано же ещё.
Матвей с зевком потянулся.
— Ехать нам долго, но, чувствую, всё равно не успею рассказать вам всё, что про полис и Землю знать надо. Почему, думаете, второй пояс именно Землёй называется?
— Потому, что идёт за Предземьем, — тут же выдал чушь трактирщик Кузьма.
Народ прыснул хохотом. Спокойствие Матвея, так интересно рассказывающего обо всём, что не спросишь, немного расслабило напряжённых людей. Я тоже поймал себя на мысли, что любопытство отодвигает тревогу. Никогда не задумывался, почему Земля называется так. Неужели, в названии пояса скрыт некий особый смысл?
— Соображаешь, дядька, — поддержал общее веселье солдат. — Так и грива у лошади гривой зовётся, потому что перед загривком идёт. Но есть ещё одна интересная штука. На Земле земля втрое быстрее родит, чем у нас на Предземье. И
