Зеркало для никого - Лара Мундт

– Так вот, я живой человек. Никакая компьютерная программа или голограмма не сможет поднять живого человека из плоти и крови.

Он подержал меня еще немного и, готова поклясться, Локи нагло улыбался. А затем опустил меня, нежно погладил по щеке и сказал:

– Пока, Гель. Приходи еще.

Под аплодисменты и крики я спустилась со сцены, где меня ждали ошарашенные Анастасия и Иван. На меня налетела толпа девиц, которые начали выспрашивать настоящее имя Локи. Кто-то из них кричал у самого уха. Они так на меня на накинулись, что шкафам-секьюрити пришлось их отталкивать. Во всем этом хаосе мне только и оставалось повторять: «Я не знаю», «Я понятия не имею», «Не знаю я, кто он», «Так случайно вышло».

Глава 5

Библиотека

После произошедшего на концерте, Анастасия предложила отвезти меня домой на своем электробайке. Она понимала, что чем дольше мы задержимся в клубе, тем больше вероятность того, что фанатки Локи просто разорвут меня на части. Пока Иван отвлекал девиц своей не в меру недружелюбной физиономией, Анастасия вывела меня за руку из клуба и надела мне на голову свой шлем.

– Держись крепко, я закину тебя домой.

– Но твой Рейтинг может быть подпорчен, если ты поедешь без шлема… – неловко напомнила я.

– Плевать я с колокольни хотела на Рейтинг – буркнула она, и этими словами вызвала скачок оценок вниз. Конечно, до того, чтобы у нее начались проблемы в университете, было далеко, но лучше было не портить свои оценки такими импульсивными поступками. На Анастасии была бежевая кожаная куртка, в которую я вцепилась, когда девушка ударила по газам. Она довезла меня домой быстрее, чем за двадцать минут.

– Лучше тебе пропустить выступление Локи в следующее воскресенье, – сообщила она. Я не могла с ней не согласиться. Над безупречно зеленой лужайкой нашего дома надрывно стрекотали цикады. Мамины розы источали тяжелый аромат в ночи. Ко всему этому великолепию добавлялись огоньки светлячков. Их выводили таким образом, чтобы они сияли почти круглый год, за исключением зимних месяцев, во время которых насекомые впадали в спячку. – Мне-то расскажешь, что это было или это разговор для ванной комнаты?

Меня вдохновила смелость Анастасии и ее готовность пожертвовать небольшим количеством Рейтинга, поэтому я сказала правду.

– Мне показалось, что он знает мою сестру. Ее зовут Мист. Она отказалась от жизни в Зеленом городе. Но только показалось, Локи просто чудик-поэт.

Несмотря на то, что вспоминать покинувших Зеленый город считалось дурным тоном, мой Рейтинг вовсе не испортился. Наоборот, количество Зрителей выросло. Анастасия с сочувствием покачала головой.

– Я понимаю тебя больше, чем ты можешь представить. У меня был близкий друг, которого тоже вышибли из Зеленого города. Я знаю, что ты чувствуешь. А ведь даже имени называть больше нельзя, а как бы я хотела… Чтобы скорбеть, чтобы не забывать, – затем она натянула лживую и прекрасную улыбку и произнесла. – Но прошлое остается в прошлом, а мы живем в настоящем. Если захочешь, приходи в этот четверг ко мне домой, покажу кое-что такое, что закачаешься!

– С удовольствием! – сказала я. Мы обнялись на прощанье, и Анастасия уехала. Объятья для близких друзей. Видимо, объединенные тоской, мы стали ближе. Дома приветливо горел свет, и я, абсолютно счастливая от того, что родители еще не спят, взлетела по короткой лестнице, перила которой были так увиты плющом, что металл перестал проглядывать из-под его изумрудных листьев.

В бежевой гостиной сидели мама и папа. Мама беспокойно листала старый журнал с картинками. Антикварное издание, коллекционное. Мне его трогать не разрешалось. Там были фотографии старого мира. Немного выцветшие и тусклые картинки по сравнению с современностью. Чаще всего на страницах были фотографии домов, гостиных, какие-то рецепты и много цветов. Если мама взялась за этот журнал, то она чем-то расстроена. Она не выпускала его из рук, когда Мист нас покинула. Листала и листала эти страницы, словно хотела спрятаться в них. Папа складывал карточный домик из карт для покера. Тот уже достиг трех ярусов. Судя по взгляду, который он на меня бросил, отец хотел серьезно поговорить. И это он еще не знал о произошедшем в Джаз-Поэт клубе.

– Мамочка, папа, как я счастлива вас видеть. – Голос мой звучал искренне, потому что я говорила правду. Когда я обнимала маму, то почувствовала, что она сильно втянула воздух. Проверяет, чтобы от меня не пахло алкоголем. Странно…

– Доченька, расскажи мне, пожалуйста, чем занимается молодежь в Слепых зонах? – папа решил начать разговор очень мягко, но я прекрасно чувствовала в нем не заботливого отца, а адвоката, который работал на Зеленый город десятилетиями.

– Болтают, чешут носы, слушают стихи, – при упоминании о последнем, брови отца немного сдвинулись. Поэзия не была чем-то запрещенным, просто считалась немодным, а это было равносильно приговору.

– И много людей приходит?

– Пап, что за допрос? Конечно, туда все хотят попасть. Там же… – я задумалась, можно ли использовать слово «свобода», но решила, что оно навредит Рейтингу. Известно же, что мы живем в самом лучшем и свободном мире, – нет камер.

Я улыбнулась и встретилась с ним взглядом. Его карие глаза смотрели с напряженностью, которую он никак не мог скрыть. Мама все еще молчала, глядя то на него, то на меня и тут до меня дошло.

– Вы думаете, что в Джаз-Поэт клубе занимаются чем-то преступным?! – я так удивилась, что даже взвизгнула. Легкие наркотики в Зеленых городах не запрещались, как и алкоголь, но их употребление негативно сказывалось на Рейтингах и количестве Зрителей. А негативные Рейтинги – прямая дорога в обслуживающий персонал. Кому-то же нужно чинить дороги, убирать улицы и следить за порядком в магазинах. Мы знали, что плохих профессий не существовало, но никто не мечтал ухаживать за стариками. Родители ошалело смотрели друг на друга. Я же широко улыбнулась, потому что могла говорить от всего сердца:

– Мама, папа, заявляю вам один раз, и, надеюсь, мы больше не вернемся к этому разговору. В Джаз-Поэт клубе не происходит ничего незаконного. Просто уставшие от наблюдения за своей жизнью студенты общаются и пьют пиво, – папа снова поднял взгляд, но я его осадила, прежде, чем он сел на своего любимого адвокатского конька. – И нет, папа,