Всадник на белом коне (СИ) - Василий Горъ
Тут мне откровенно поплохело, а Бульдог и не подумал замолкать:
— Смерть Леры напрочь сорвала мне крышу и сподобила совершить несколько серьезных глупостей. Поэтому на следующий день после ее похорон мне на электронную почту пришло письмо, в который неизвестный доброжелатель предупреждал, что если я не уймусь, то похороню сначала любимую дочурку, затем мать, сестру и племянников. А для того, чтобы я как следует проникся, прикрепил к посланию их свежие фотографии. И я сломался — сбежал в следующую «командировку», а после того, как вернулся, сосредоточился на работе.
— Я всего этого не знал… — глухо сказал я. — А злился из-за того, что после гибели родителей и сестры от меня отвернулись все, начиная от одноклассников и заканчивая тренером по самбо!
— На них наверняка надавили. Так же, как и на меня… — вздохнул мужчина и с хрустом сжал кулаки.
Я покрутил в голове новое знание, посмотрел на двух других инструкторов, что-то рассказывающих Джинг, и задал вопрос, который сжигал меня изнутри:
— Значит, вы так и не узнали, за что их убили?
— Увы, нет. И даже не догадываюсь, ведь о деятельности Призрака до ухода из Системы не ходило даже невнятных слухов. Мы знали, что он профи, каких поискать, иногда обращались за помощью и, не задумываясь, выполняли его неофициальные просьбы. Кто из уважения, кто из чувства благодарности, а кто и из страха. Да и какая теперь разница — любая попытка проявить хоть какой-нибудь интерес к этой теме поднимет волну, которая сметет не только нас с тобой, но и наших близких.
— Я дергаться не собираюсь! — твердо сказал я, почувствовав в словах Бульдога не только лютую ненависть к убийцам жены и неподдельное уважение к моему отцу, но и нешуточное беспокойство за родственников. — Просто вы заставили вспоминать. И разбередили душу.
Геннадию Александровичу ощутимо полегчало. Однако в его взгляде появилось чувство вины, и он чуть суетливо предложил при первой необходимости обращаться к нему за помощью. Впрочем, предложение прозвучало вполне искренне, и я коротко кивнул. А потом к нам подошла Кравцова, как раз закончившая заниматься по своему плану, и устроила мне форменную головомойку в связи с тем, что я, видите ли, скрывал свои способности:
— Скажи ты Алексею Алексеевичу, что умеешь так стрелять, был бы уже оформлен сотрудником какой-нибудь силовой структуры и получил на руки весь комплект документов на право ношения и применения оружия!
— А есть необходимость торопиться? — хмуро поинтересовался я.
— Дают — бери, бьют… — начала, было, она, но прервалась и усмехнулась: — Хотя второе точно не про тебя!
— Угу… — согласился я, потом посмотрел на часы и отправился вызволять Линь из плена мужиков, по достоинству оценивших ее формы и усиленно продлевающих время общения озвучиванием «жизненно необходимых» советов…
…До площади Киевского вокзала долетели за считанные минуты. Заехали на паркинг «Европейского», приткнули «Гелик» на свободное место, спустились на третий этаж и с подачи Кравцовой вломились в ресторан «Путь барашка». Знакомство с меню только усилило зверский голод, так что мы назаказывали еды на пятерых. И попросили официанта не тянуть с доставкой холодных закусок и сока, ибо наши желудки вот-вот начнут переваривать сами себя.
Парень пообещал поторопиться и тут же исчез. Мои спутницы, переглянувшись, решили сходить «попудрить носики» и последовали его примеру. А я вытащил телефон, заглянул на свою страничку, проглядел названия самых популярных тем, поднятых подписчиками, выбрал самую интересную и зачитался. Слава богу, не как обычно — среагировал на возвращение официанта, притащившего тарелки с бастурмой, сыром и свежей зеленью, вспомнил, что хотел добавить к заказу говяжий язык с хреном, начал озвучивать свое желание и наткнулся взглядом на плотно сбитого китайца в строгом темно-синем костюме, обнаружившегося за соседним столиком.
Трудно сказать, что именно мне в нем не понравилось, но буквально через мгновение я оказался на ногах и отправился за девчонками. А когда приблизился к соотечественнику Джинг, убедился, что предчувствия меня не обманывают — он вальяжно встал с кресла и демонстративно сдвинул в сторону полу пиджака, чтобы я смог увидеть рукоять QCZ-29, пистолета с интегрированным глушителем, с большим удовольствием используемого киллерами и сотрудниками спецподразделений Китая. А после того, как я замер и начал поднимать руки, ослепительно улыбнулся:
— Настоятельно рекомендую вернуться на место и уделить внимание холодным закускам!
Изображать панический ужас я научился еще лет в десять, нарабатывая рефлексы, необходимые для выживания. Так что включился в «работу» чуть ли не раньше, чем идентифицировал угрозу — вжал голову в плечи, «помог» подбородку безвольно задрожать, начал опускать испуганный взгляд к полу и… «увидел что-то еще более опасное» за левым плечом охамевшего китайца.
Доли секунды, потребовавшейся ему на оценку изменений в моем поведении, хватило за глаза — я сократил и без того короткую дистанцию, вдребезги разнес квадратный подбородок, сместился в сторону, сбил с ног отключившееся тело подсечкой и нанес по нему еще три удара, ломая ключицы и неудачно подвернутую ногу. Закончив с гарантированной иммобилизацией скота, испортившего нам обед, дважды ткнул в правую нижнюю кнопку часов, подавая сигнал опасности ГБР, и сразу же сорвался на бег.
Выкладывался, как последний раз в жизни — несся вперед, сломя голову, уворачиваясь от попадавшихся на пути посетителей ТРЦ и не обращая внимания на их возмущенные вопли. Увидев вожделенную дверь, вынес ее плечом, тут же нырнул влево-вниз, сбивая прицел Кравцовой, пребывающей в боевом режиме, чуть придержал ствол, начавший было смещаться следом за моей тушкой, и раздраженно рявкнул:
— Это я, Денис! Помощь нужна⁈
В принципе, можно было обойтись и без рыка, и без дурацкого вопроса: Настя пребывала в адеквате, полностью контролировала ситуацию и была готова к любым неожиданностям. А две китаянки и китаец, обнаружившиеся в туалете, мирно лежали в стремительно увеличивающихся лужах крови и, судя по стекленеющим взглядам, готовились к следующим перерождениям.
— До подхода парней меньше минуты. К стволам косорылых даже не подходи. И заткни дуру в предпоследней кабинке — достала! — отрывисто протараторила она, не отрывая взгляда от проема, моими стараниями лишившегося самой важной детали.
На истошные вопли насмерть перепуганной «дуры» мне было плевать с высокой горки — я перепрыгнул ближайшее алое пятно и вихрем понесся вдоль кабинок. Бледную, как смерть, крашеную блондинку лет сорока пяти, в ужасе забившуюся в угол между перегородкой и унитазом, проигнорировал. Зажмурившейся и трясущейся мелкой дрожью девчушке лет двенадцати мягко сообщил, что все самое страшное уже закончилось, и ее вот-вот выведут наружу хорошие дяди. А когда нашел Джинг и убедился, что она в относительном порядке — то есть, не ранена и в состоянии нормально соображать — позволил себе слегка расслабиться и, наконец, озвучил мысль, которая билась на задворках сознания:
— Настен, отправь кого-нибудь в ресторан забрать «языка», которого можно будет допросить.
— О-о-о, красавчик!!! — восхитилась она. — А мои оказались настолько шустрыми, что пришлось валить их наглухо.
В последнем я нисколько не сомневался, так как успел обратить внимание и на вдребезги разбитые зеркала, и на россыпь характерных отверстий на дальней стене туалета, и на выбитую из плеча левую руку мужика, вне всякого сомнения, ворвавшегося в помещение уже после того, как Кравцова завалила его… хм… подружек:
— Главное, что выкрутились. А остальное — мелочи, которые можно вынести за скобки…
…Если бы не творческий дуэт очень высокооплачиваемых адвокатов Горина, прибывших в «Европейский» через сорок минут после полиции и быстро унявших нездоровый энтузиазм перевозбудившихся силовиков, то разборки по поводу «чрезвычайного происшествия» затянулись бы как минимум до утра. А так мы дали все необходимые показания, подписали вменяемое количество бумажек, пообещали не покидать города в течение двух недель и уже в начале двенадцатого отправились домой. Само собой, не одни, а в сопровождении двух автомобилей все той же ГБР. Пока неслись по ночному городу, Настена дозвонилась до ресторана «Ирыстон», заказала доставку сразу восьми пирогов с картошкой и сыром, а после того, как сбросила звонок, принялась расписывать достоинства осетинской кухни. Рассказывала очень красиво и настолько вкусно, что я, сидевший на заднем сидении и баюкавший в объятиях перенервничавшую Джинг, чуть не захлебнулся собственной слюной. Увы, китаянка оказалась куда толковее, чем хотелось бы — выслушав описание двух первых блюд, она благодарно сжала пальчики на моем запястье и грустно улыбнулась:
— Я уже почти в норме! Да, ненависть к уродам, почему-то
