Леонард Карпентер - Конан изгнанник

Рассеянно кивнув, Куманос снял с пояса тяжело звякнувший мешочек и протянул его старику. Затем он вошел в пещеру и внимательно осмотрел бревна. Они и вправду были отлично высушены и отвечали на постукивание пальцами.

— Стой, стой! Он скрылся в пещере! — донесся до Куманоса крик одного из солдат.

Вся троица, добросовестно перекрывавшая в пещеру, чтобы не дать старику сбежать, рванулась вперед за ним. В темноте послышались удары и проклятия: это попавшие с яркого света в темноту саркадийцы натыкались на каменные стены. Немного спустя один из солдат вернулся и обнаружил, что Куманос внимательно исследует колеса — дисков диаметром в человеческий рост, сбитых из толстых досок, окантованных бронзой по ободу и с бронзовой ступицей в центре.

— Верховный, он сбежал, мы не смогли догнать его в пещере, — дрожа от страха, сказал солдат.

— Наверняка он знал запасные выходы. Пусть бежит. — Куманос повернулся и направился к выходу, жестом приказав солдатам следовать за ним. — Теперь он нам не нужен. Управимся сами. Уверен, что этот старикашка и все его племя не покажутся нам на глаза, пока мы будем здесь.

В последующие дни в кратере развернулась бурная деятельность. Руда была выгружена рядом с огнедышащим разломом и сложена в три кучи, соответствующие трем шахтам, где ее добывали. Затем каждая груда была переложена в огромные железные чаши с приклепанными у верхнего среза кольцами и с неким подобием сливного носика.

В кольца были вдеты толстые цепи, а затем чаши при помощи длинных металлических шестов подвинуты к самому краю огненной пропасти. Работа была невыносимо тяжелой — рабы сменяли друг друга через несколько минут, давая отработавшим возможность отбежать и отдышаться там, где было чуть прохладнее.

То, что последовало за этим, оказалось еще труднее. Цепи, заведенные в кольца чаш, были прикреплены к еще одной толстой и длинной цели, пропущенной через блок стрелы нависавшего над огненной ямой крана. Чтобы обслужить это металлическое чудовище, рабам приходилось работать буквально в нескольких шагах от края обрыва.

Наконец первая чаша пошла вниз, в огненную топку. Казалось, что спуску не будет конца, что там, внизу, сама чаша и цепь уже расплавились в невероятной жаре земных недр. Почти сразу же Куманос отдал приказ поднять чашу. Для этого пришлось прибегнуть к помощи не только всех рабов, но и большей части солдат. Звено за звеном, шаг за шагом цепь была выбрана, и чаша оказалась на поверхности.

Поднятая руда в первый момент показалась грудой углей, пылающих в очаге. Только очаг был железным и сам светился таким же зловещим красным, а кое-где и белым светом.

Не давая руде остыть, рабы начали размельчать и ворошить огнедышащие комки длинными металлическими баграми и лопатами. Затем снова опустили в преисподнюю и вновь подняли на поверхность. Три раза без передышки, по приказу и под внимательным взором Куманоса и его помощников-жрецов.

В конце концов камни и пустая порода выжжены, а в чаше остался лишь изрядно уменьшившийся в объеме слой расплавленного зеленоватого металла. При помощи крана чаша была поднята выше поверхности земли и установлена на высокую железную треногу. Широкий металлический был приставлен к носику чаши, упираясь другим концом в отверстие каменной формы, детали которой были стянуты железными скобами и цепями. Медленно, осторожно чашу наклонили — и по желобу, сыпля зелеными брызгами, потек расплавленный металл. Казалось, каменная форма вот-вот разорвется, не выдержав такой температуры. Сквозь толщу камня по-прежнему пробивался зловещий зеленый свет.

Только когда последняя сверкающая капли скатилась с желоба в каменный сосуд, все заметили, что уже наступила ночь. Куманос произнес благодарственную молитву Вотанте, знаменующую конец рабочего дня. Рабы рухнули замертво и погрузились в сон, прерываемый стонами от болящих ожогов. У многих были сожжены брови и ресницы, легкие, казалось, были полны жарким дыханием вулкана. Последняя мысль каждого заснувшего была о том, что в этот день была сделана всего лишь треть работы. Этому кошмару суждено было повториться еще дважды.

На следующий день, когда форма остыла настолько, что к ней стало возможно приблизиться, с нее были сняты стягивающие ее скобы и цепи. Каменные фрагменты были убраны, и взгляду открылась конструкция какой-то непонятной формы — видимо, фрагмент большой статуи, как предположили рабы. Не давая времени на отдых и разглядывание, Куманос приказал укрыть странный предмет палаточным холстом и обвязать его веревками. Прежде чем была продолжена вчерашняя работа, запеленатую фигуру установили на сооруженную из приготовленных деталей повозку и откатили к деревне, где и оставили под охраной.

Подобным образом были изготовлены еще два фрагмента по новым, но похожим формам. Оба признав результат работы удовлетворительным, Куманос лично оборачивал статую холстами и обвязывал веревками. С каждым разом работа казалось легче — сказывался опыт. Поэтому последний слиток был отлит значительно меньшей бригадой, чем первый. Куманос приказал, чтобы треть рабов впряглась в первую повозку и начала свой путь прочь из кратера. Вторая треть прикатила на ее место в деревню вторую телегу с огромными колесами. И только тогда оставшиеся рабочие взялись за отливку третьего фрагмента. По известным только ему одному причинам Верховный жрец не допускал соприкосновения или близкого нахождения готовых фрагментов, хотя такой расклад сил оставлял мало рабочих рук для обработки руды и заливки формы.

Успешному выполнению работы в немалой степени способствовали усилия Тулбара Гирканца, которого Куманос сумел превратить из мятежника в образец прилежания. Он работал без устали, брался за самое трудное дело и продолжал ворошить раскаленную руду, когда уже три смены других рабов побросали свои багры и лопаты и бежали прочь от невыносимой жары.

Незадолго до конца работы, когда поднятая чаша с расплавленным металлом уже висела над треногой, одна из цепей лопнула. Чаша стала угрожающе крениться. Именно Тулбар, первый и единственный, добровольно бросился под нее и подставил под бортик чаши свой багор. Затем он прополз по стреле крана, чтобы пропустить через его блок дополнительную цепь. И вот, когда все было выполнено, уставшие руки подвели Тулбара. Не удержавшись, он рухнул прямо и дышащую чашу. На глазах товарищей его тело в облаке пара скрылось в светящейся зеленым огнем жидкости. Лишь несколько пузырей, лопнувших через несколько секунд, — вот и все, что осталось от человека.

Несмотря на, а может быть, и благодаря почти что добровольному жертвоприношению Тулбара, отливка была закончена успешно. Когда один младших жрецов предложил Куманосу провести особый траурный ритуал по поводу гибели лучшего работника в огненной купели, ответ был краток: