Андрей Бондаренко - Дорога к вулканам

— Ничуть не бывало. Безо всяких дозаправок полетим. И, что характерно, долетим… Какие такие хитрые технические секреты применяются? Во-первых, в Ми-8ПА предусмотрено двадцать восемь посадочных мест, но данный рейс на борт более пятнадцати пассажиров никогда не берёт. Во-вторых, вместо трёх штатных членов экипажа будет только два. В-третьих, на этой «вертушке» установлен более ёмкий бак для топлива, чем это предусмотрено заводскими документами. А, в-четвёртых, говорят, что в горючее здешние умельцы добавляют какие-то химические присадки… Ничего хитрого, если вдуматься. Обыкновенная русская смекалка. Привыкай, Брут…

Только через полтора часа к вертолёту, в сопровождении давешней мрачной тётки, подошли пилоты: низенький хлипкий старичок и высокий румяный юноша лет двадцати двух-трёх.

— Пассажирам — занять места, указанные в билетах! — густым шаляпинским басом неожиданно рявкнул визуально-пьяненький старичок. — Быстро у меня, бродяги неприкаянные! Взлетаем через семь минут…

В салоне вертолёта было от души накурено, да и устойчивый алкогольный перегар царил практически безраздельно: питерские геологи, оценив степень камчатской анархии, развернулись по полной и расширенной программе.

«Места, указанные в билетах?», — мысленно хмыкнул Тим. — «Никаких табличек с номерами здесь не наблюдается. Как, впрочем, и кресел, к которым означенные таблички и должны были бы крепиться. Вдоль бортов оборудованы широкие деревянные скамейки, а все вещи свалены посередине салона, в одну общую кучу. А два юных бородатеньких геолога, и вовсе, восседают на брезентовых раскладных стульчиках. Комфорт неземной, мать его комфортную…».

Они даже не успели толком устроиться, а двигатель уже надсадно загудел, вертолётные лопасти начали активно вращаться, и уже через пару-тройку минут Ми-8ПА, болезненно вздрогнув, уверенно оторвался от земли…

Сам полёт Тиму не понравился. Во-первых, пикник питерских буровиков продолжался: сизые клубы табачного дыма, пьяный галдёж, чавканье, «солёные» бородатые анекдоты, сплошной мат-перемат, жаркие карточные ссоры и громкое пение под раздолбанную и толком ненастроенную гитару. Во-вторых, очень неудобно было наблюдать через иллюминаторы за местностью, над которой они пролетали: приходилось постоянно выворачивать шею, от чего последняя нещадно затекала.

Сперва вертолёт пролетал над лесами и лугами. Потом внизу обнаружилось жёлто-бурое нагорье, по краям которого располагались приземистые кратеры вулканов и чёрные скалистые горы, чьи вершины прятались в низких светло-серых облаках. Где-то примерно через час на месте скучного нагорья возникла обширная речная долина.

— Искомая река Камчатка, — объявил Сан Саныч. — Теперь — до самых Ключей — пойдём над её руслом, игнорируя, естественно, все эти многочисленные и изысканные петли…

Река упрямо извивалась, изгибалась и усиленно петляла. Изредка на её берегах возникали населённые пункты.

— Елизово, — время от времени скупо комментировал Дунаев. — Мильково… Майский… Козырёвск…

К исходу третьего часа полёта старенький Ми-8ПА заметно устал: начал, время от времени, значимо подрагивать, а также резко, без предупреждений, «нырять» в разные стороны и вниз. Самочувствие питерских гуляк заметно ухудшилось: все легкомысленные разговоры стихли, а им на смену пришло глухое покашливание, сопровождавшееся дружным болезненным оханьем.

В какой-то момент даже терпеливый Клык не выдержал и несколько раз подряд жалобно взвизгнул, мол: — «Совершенно дурацкий и непотребный вид транспорта! Болтает и болтает. Того и гляди, стошнит… Опа, опять рухнули в очередную воздушную яму. Мать его… Как же блевать хочется. Прямо-таки неудержимо… А ещё и не видно ничего толком… Братец, надо будет по прилёту — в обязательном порядке — разжиться дельным мотодельтапланом. Ну, очень надо… Как, вообще, можно беспроблемно жить-существовать без надёжного и комфортабельного мотодельтаплана? Или, допустим, гидромотодельтаплана? А?».

— Никак нельзя, — согласился с псом Тим. — Попробуем разжиться. Обещаю. Точка.

— Подлетаем к Ключам, — любезно предупредил Сан Саныч. — Ухватись, Брут, покрепче. Одной ладонью за скамейку, а другой — вон за ту кожаную петлю, свисающую с потолка…

Предупреждение оказалось своевременным — вертолёт, резко накренившись по отношению к линии горизонта, заложил широченную дугу.

— Гав-в-в! — неуклюже повалившись на бок, от души возмутился Клык, мол: — «Что творите, сукины дети? Уроды грёбаные и недоделанные. Фокусники хреновы, а не дисциплинированные российские пилоты. Из-за вас, гнид пьяненьких, спиной ударился о ножку скамьи. Уточняю, о железную и ребристую ножку. Так вас всех и растак. Оптом и в розницу. И в хвост, и в гриву…».

За иллюминаторами дружно замелькали местные пейзажи: извилистая речная долина, множество крохотных озёр, ярко-зелёные ковры лесов и лугов, поселковые дома и домишки, тёмно-коричневые горы и, конечно же, величественные вулканы.

Наконец, вертолёт приземлился.

— Попрошу на выход, господа, граждане и товарищи! — насмешливым басом объявил пилот. — Вещички попрошу не забывать. Включая, понятное дело, пустые банки и бутылки, целлофановые пакеты из-под чипсов, а также промасленные газеты, в которые были завёрнуты бутерброды с ливерной колбасой и жареные куриные окорочка. И про окурки, мать вашу развратную, не забывайте…

Они, подхватив багаж, покинули усталый вертолёт и по гравийному лётному полю отошли метров на семьдесят-восемьдесят в сторону.

— Гав-в, — негромко попросил Клык.

— Предлагаешь слегка передохнуть и вволю подышать свежим камчатским воздухом? — избавляясь от рюкзака и баулов, понятливо улыбнулся Тим. — Мол, лапы совсем не слушаются и ушастая голова слегка кружится? Не вопрос, дружище, дыши… Саныч, ты как? Сильно торопишься?

— Не очень. Можно и перекурить. Лишним не будет…

Остальные же пассажиры, не останавливаясь, направились к полосатому шлагбауму, за которым располагались встречающие. И не просто — «не останавливаясь», а ещё и распевая при этом в двенадцать лужёных глоток одну широко-известную в геологической среде (по словам Сан Саныча), песенку:

Наш фрегат давно уже на рейде.Спорит он с прибрежною волною.Эй, налейте, сволочи, налейте!Или вы поссоритесь со мною…Эй, налейте, сволочи, налейте!Или вы поссоритесь со мною…Сорок тысяч бед — за нами следом,Бродят — словно верная охрана.Плюньте, кто на дно пойдёт последним,В пенистую морду океана.Плюньте, кто на дно пойдёт последним,В пенистую морду океана…Эх, хозяйка, что же ты, хозяйка?Выпей с нами. Мы сегодня платим.Отчего же вечером, хозяйка,На тебе — особенное платье?Отчего же вечером, хозяйка,На тебе — особенное платье?Не смотри — так больно и тревожно!Не буди в душе моей усталость.Это совершенно невозможно,Даже — до рассвета — не останусь…Это совершенно невозможно,Даже — до рассвета — не останусь…Смит-Вессон, калибра тридцать восемь,Верный, до последней перестрелки.Если мы о чём-нибудь и просим,Это чтоб подохнуть не у стенки.Если мы о чём-нибудь и просим,Это чтоб подохнуть не у стенки…Прозвучало — эхо, эхо, эхо…Эй вы, чайки-дурочки, не плачьте!Это — задыхается от смехаМоре, обнимающее мачты…Это — задыхается от смехаМоре, обнимающее мачты…Наш фрегат давно уже на рейде.Спорит он с прибрежною волною.Эй, налейте, сволочи, налейте!Или вы поссоритесь со мною…Эй, налейте, сволочи, налейте!Или вы поссоритесь со мною…

Бодрая и симпатичная песенка, ожидаемо утонув во взаимных приветственных воплях, стихла.