Клятва Короля Теней - Сильвия Мерседес
Она знала.
Она знала, что делала, да будь она проклята.
Она намеревалась меня унизить. С самого начала.
Она хотела взять меня, сломить меня. Уничтожить меня.
Я король. Но она сделала меня своим шутом.
С еще одним рыком, сдавившим горло, я отталкиваюсь от стены. Мои губы задираются, обнажая зубы в зверином оскале. Мое тело словно горит, как будто кожа вот-вот прожжет тонкую ткань этого одеяния и оставит меня обнаженным, пылающим, воплощенным демоном страсти. Опустив плечи и повесив голову, я обвожу окрестности хищным взглядом.
Затем прихожу в движение. Пошатываясь, но с каждым шагом набирая скорость, покуда не начинаю лететь вперед, подобно хищному зверю, напавшему на след жертвы. Ноги несут меня сквозь дворец, прямо в королевское крыло. Прямо в покои королевы.
Я заставлю ее заплатить за то, что она сделала со мной.
Заставлю ее умолять о прощении.
Заставлю ее просить о пощаде.
Заставлю ее молить меня продолжать.
Глава 7. Фэрейн
Уж не знаю, кому пришло в голову наконец-то покормить умирающую с голоду, нежеланную, неудобную невесту короля. Может, капитан Хэйл об этом подумала. Пусть я и не льщу себе мыслью, что ей небезразлично мое состояние, но она все же не захочет, чтобы я и в самом деле умерла голодной смертью. Не в ее смену.
Но, как бы там ни было, дверь в мою комнату бесцеремонно открывается, вырвав меня из полудремы. В проеме стоит Хэйл, монотонно возвещая:
– Еда, принцесса.
Она делает шаг в сторону, пропуская суетливое низенькое создание с подносом. Служанка – потому что, мне думается, это она и есть – существо весьма необычной наружности. Кожа у нее грубая, серая и на вид твердая, как камень. Болезнь доргараг, если я правильно помню ее название на трольдском. Хэйл страдает от той же напасти: твердая, как камень, шкура покрывает ее правую руку, шею и наползает на одну щеку, в то время как остальная кожа бледная, как алебастр, и гладкая. Фор мне как-то говорил, что все больше детей-трольдов рождается с такой странной кожей, и одни считают это болезнью, а другие – священным знамением.
– Спасибо, – говорю я, когда служанка ставит поднос на столик возле моей кровати. Ее бледные глаза лишь на миг задерживаются на мне, прежде чем она разворачивается и практически выбегает из комнаты. Ни кивка, ни поклона, ни словечка. Может, она никогда прежде не видела человека. Может, я для нее выгляжу столь же странно, как и она для меня. А может, она, как и моя неразговорчивая телохранительница, попросту ненавидит меня за то, что я предала ее короля.
Хэйл стоит в дверях. Ее лицо совершенно нечитаемо, эмоции неразличимы даже для моего пытливого дара.
– Требуется ли принцессе что-то еще?
Я бросаю взгляд на поднос. Не знаю, чего ожидать на тарелке под выпуклой крышкой, да и какой покажется еда трольдов моим человеческим вкусу и желудку. Но я лишь киваю и вяло улыбаюсь капитану.
– Больше ничего. Спасибо.
Хэйл коротко кивает, выходит из комнаты и плотно закрывает за собой дверь.
Я долго смотрю на крышку. Не помню, когда я в последний раз ела. Но пусть внутри у меня пусто, как в пещере, аппетита нет. Разве так уж плохо будет просто зачахнуть, без борьбы? В конце концов, я никогда не была храброй сестрой, бьющейся вопреки всему и вырывающей победу. Ею всегда была Ильсевель. Но даже ей никогда не доводилось сталкиваться с такими трудностями: муж меня отверг, а королевство ненавидит. Ни дома, ни союзников, ни помощи.
Закрывая глаза, я опускаю голову и вспоминаю лица сестер. Ильсевель, яростной и пылкой; Ауры, славной и доброй. Я прижимаю руку к сердцу, ощущая пустоту внутри. Даже живя вдали, я всегда очень дорожила ими. Знать, что их больше нет… знать, что я никогда больше их не увижу… никогда не услышу озорной смех Ильсевель и не почувствую нежную руку Ауры в своей…
Из горла вырывается всхлип. Я прижимаю тыльную сторону ладони ко рту. Правда в том, что я даже не успела осознать свое горе. А горе – это такое дикое, неукротимое создание, что всегда возвращается укусить в самый неожиданный момент. Но я должна быть сильной. Мои сестры погибли. Убиты. А те, кто их убил, кто беспощадно их зарезал? Те чудовища все еще безудержно носятся по всему королевству, забивая невинных, как скот, а также поджигая города и деревни. Грабя, насилуя, уничтожая все на своем пути. Мое королевство. Мой народ.
Гаварии нужен этот союз. Ей нужны эти сильные воины-трольды, чтобы заставить принца Рувена и его армию пуститься в бегство через границы миров, назад, в те темные измерения, где им самое место. Гаварии нужны король Фор и мощь, которой он располагает.
А это значит, что в данный момент… Гаварии нужна я.
Я стискиваю челюсти. Пусть я и не могу похвастать решимостью Ильсевель, но я всю жизнь провела в борьбе с раз за разом подводящим меня телом. Я еще не сдалась. Глубоко внутри, подо всей этой болью, я всегда находила какую-то силу. Какую-то причину держаться, бороться, понемногу продвигаться вперед. Так что я буду есть. Буду жить. И все преодолею.
Я поднимаю крышку. Мои глаза округляются. Я ожидала жареных пещерных сверчков или грибы, приготовленные на странный манер. А вместо того я пожираю взглядом рулеты с твердой корочкой, рыбу, запеченную с маслом и травами, засахаренные фрукты и пирожки, которые, как оказалось, начинены сочной жареной дичью и овощами. Человеческая еда. В желудке урчит. Внезапно я ощущаю такой лютый голод, какого не испытывала никогда. Забыв о приличиях, я поскорее набиваю рот таким количеством вкусностей, каким только могу. Лишь уничтожив третий пирожок с дичью, я вдруг понимаю: все это – любимые блюда Ильсевель.
Мой переполненный желудок сжимается. Отстранившись, я смотрю на остатки еды. Свидетельство предупредительности Фора. Он потратил время, постарался заметить, что Ильсевель любит, пока ухаживал за ней в Белдроте, и проследил, чтобы в кладовых Мифанара были нужные продукты. Как скоро моя сестра, увидев такую доброту, по-настоящему влюбилась бы в жениха, который так ее пугал? Или как скоро бы она обнаружила жестокую, безжалостную, мстительную сторону Короля Теней? Мужчины, посылающего женщину на плаху за то, что дерзнула его оскорбить.
По позвоночнику пробегает дрожь. Поднявшись, я оставляю поднос на столе и подхожу к окну. Передо мной открывается вид на город, весь из белого камня, вырезанный и вытесанный мастерами-трольдами так, что кажется, будто
