Принцесса с планеты Сприс - Эрли Моури
— Ты скажешь, в чем теперь твой… вернее, наш долг? — тихо спросила Ваала. — Или чье-либо присутствие не позволяет пока об этом говорить?
— Скажу. Все мы сейчас в одной упряжке. Эти стены, — Глеб обвел взглядом командную рубку «Тезея», — пока не позволят выйти тайне наружу, даже если кто-нибудь пожелает ее выпустить. А потом, когда мы цели достигнем, эта тайна не будет иметь столь важного значения…
— Говори, Глеб Васильевич, если уж начал, — проявил нетерпение Агафон. — Говори. Мы же тебе не чужие. И должны знать, чего нам ожидать и к чему готовиться. Если дело слишком тяжелое или смертельное, то пойдем на него в полном осознании и всеоружии. И тебе будет легче и… — он сдул с консоли шелуху, —…и нам.
— К чему готовиться, пока сам не знаю. А дело предстоит действительно непростое. Мы летим, разыскать и спрятать законную наследницу императрицы, госпожи Фаолоры, — произнес капитан корабля.
— Бездонный Краак! — побледневшими губами произнес слуга Олибрии. — Неужели после императрицы могла остаться наследница⁈
— Я так и знала, — приподнявшись, несмотря на перегрузку, проговорила галиянка. — История Пристианской Империи всегда была полна нелепых хитросплетений. Вопросы наследия, династий, родства — все так запутано, скрыто пестрыми покровами интриг. И всякий раз оказывалось, что у какого-нибудь герцога не двое детей, а четверо, а у императора еще одна тайная любовь; и являлись миру нелепые завещания, лилась кровь и сотрясались дворцы.
— Уважаемая Ваала, не говорите, чего не знаете, — на секунду потеряв обычную учтивость, процедил Орэлин и повернулся к Быстрову: — Выходит, после Фаолоры осталась дочь, имя и само существование которой скрывалось⁈
— Выходит так, — кивнул Глеб. — Имя ее — Ариетта, — о том, что отец наследницы — сверкающий ангел, землянин решил пока не говорить: это бы вызвало много вопросов со стороны друзей, таких вопросов, на которые ни он, ни даже Олибрия не знали ответов.
— Как чудесно! — проговорил пристианец, рассеяно глядя на экран с удалявшимся пятнышком родной планеты. — Просто невероятно! Не думал я, господин Быстров, что дело, порученное вам моей покойной госпожой, может иметь такую огромную важность для нашей Империи! Сколько же наследнице лет? Наверное, она совсем малышка, если о ней до сих пор неизвестно никому?
— Подозреваю, ее теперь трудно назвать малышкой — она появилась на свет более двадцати двух лет назад. Стандартных лет. И, увы, о существовании Ариетты известно не только нам — люди Леглуса и еще кое-какие тайные силы уже заняты ее поисками. У одних цель — убить наследницу, уничтожить все сведенья о ней, чтобы ничто не помешало герцогу Флаосару занять трон и установить несправедливый порядок в Империи. У других — захватить ее, так как… — Глеб на мгновенье задумался, снова воскрешая в памяти слова Олибрии, объяснявшие тайну рождения Ариетты, — на это имеются особые причины. О них я постараюсь рассказать позже. Господин, Орэлин, я вижу, теперь вы осознали всю важность миссии, возложенной на нас Олибрией? Тогда постарайтесь вспомнить все вам известное о последних встречах графини и герцога Ольгера. Особенно той встречи, когда он передал ей шкатулку, — Глеб перевел взгляд на контейнер, оставленный на откидном столике. — И подумайте, кто кроме Ольгера мог бы, по вашему мнению, быть посвящен в эту историю.
Вжатый в кресло перегрузкой, пристианец сузил глаза и вспоминал, подергивая худыми пальцами ремешок с амулетом. Говорил он довольно долго, в деталях вспоминая поездку Олибрии на Ветреные острова, и пересказывая некоторые речи графини, показавшиеся ему тогда странными. К концу его речи «Тезей» уже приблизился к границе гиперброска, и бортовой компьютер напомнил об этом миганием навигационного монитора. Орэлин, прервав рассказ о поездке графини на острова, проговорил:
— Капитан, позвольте заметить: через несколько минут корабль будет готов к гиперброску. Если вы не введете координаты точки выхода, то «Тезей» пойдет в надпространственных слоях по случайной траектории. Точка выхода также будет случайной. Возможно, гибельной для нас. Как правило, случайная точка выхода оказывается близкой к массивному телу: какой-нибудь огромной звезде, хуже того пульсару или черной дыре…
— Спасибо, господин Орэлин за краткий курс космонавигации, — прервал его Глеб и потянулся к ребристому контейнеру. — Действительно, заболтались мы, а времени остается мало.
Он торопливо вытащил шкатулку и уронил пустой контейнер на пол.
— Шесть с половиной минут, — уточнил пристианец, еще раз демонстрируя познания в навигации и устройстве корабля.
— Если придется вводить координаты вручную, мы можем не успеть, — озаботился Агафон Аркадьевич, вертя головой и поглядывая то на возню Быстрова со шкатулкой, то параметры энергоконтуров.
— Иначе — остановка девз-генераторов, торможение и лишний расход драгоценного цинтрида! Цинтрида, недостаток которого может нас погубить! — взволновано вставил слуга Олибрии.
— Вручную не придется — здесь должен быть информпластина, — Быстров повернул шкатулку лицевой створкой к себе.
Кончиками пальцев он ощупал каждый выступ на пористой поверхности, похожей на пластик и пенометалл, но не обнаружил ничего похожего на активную зону, открывающую замок. Со шкатулки с укоризной смотрела на него Олибрия, словно живая, поблескивая большими темными глазами, прикрытыми прядью волос.
В этот момент с кормы донесся нарастающий вой девз-генераторов.
Пристианец от неожиданности вздрогнул и глянул на капитана «Тезея», все еще безуспешно возившегося со шкатулкой.
— Не беспокойтесь, господин Орэлин, после моих переделок, генераторы работают именно так: то ревут как беременные динозавры, то жалобно пищат, но это абсолютно не опасно, — поспешил объяснить Арканов. — Потерпим неприятные звуки несколько минут.
— Четыре минуты до гиперброска, — оповестила Ваала, ее взгляд замер на фиолетовом свечении прямо по курсу «Тезея». — Глеб! Делай же, что-нибудь! Или тормозим, или вводи координаты!
— Орэлин, будьте любезны, помогите открыть, — Быстров, отчаявшись справился со шкатулкой, протянул ее пристианцу. — По возможности скорее, Орэлин. Прежде у вас хорошо получалось справляться с любыми замками.
Пристианец внимательно осмотрел шкатулку и вернул ее землянину:
— Извините, господин Быстров, но эта вещь заперта не числовым шифром, а каким-то словом-ключом или фразой. Мы откроем ее лишь в том случае, если вы знаете, что следует сказать.
Быстров молчал, сжимая шкатулку и вглядываясь в рельефное изображение Олибрии.
— Вам известно, что нужно сказать? — нетерпеливо спросил пристианец.
— Нет, — отозвался капитан «Тезея».
— Три минуты до фазы гиперброска, — сердито произнесла Ивала.
Фиолетовое свечение впереди стало похожим на цветок с темной завязью надпространства в центре.
— Фашист ты, Глебушка, — с шипением произнесла галиянка. — Швырнет нас сейчас в какую-нибудь черную-пречерную дыру. Но с тобой… — она обессилено уронила голову на кресло, — с тобой я куда угодно согласна.
12
Быстров протянул руку к активной зоне управления. Вытянутые пальцы подрагивали от напряжения мышц, боровшихся с многократной перегрузки. Левой рукой он прижал шкатулку к себе, и еще раз попытался вспомнить, что говорила о ней Олибрия. Он мысленно вернулся на крутую лестницу, поднимавшуюся от берега моря к замку. И поцелуй мертвой уже пристианки будто обжег его лицо.
'…в шкатулке будет информпластина. На ней координаты настоящего месторасположения наследницы. Пластина настроена на меня, Ольгера и с недавних пор на тебя: если ее попытается активировать кто-то другой, данные мгновенно уничтожатся… — вспомнил Быстров и подумал. — Не то. Она ничего не говорила о кодовом слове или фразе. Точно не говорила. До минуты смерти.
— Глеб, может попросить Арнольда взломать эту штуку, — подал голос Арканов. — У нас есть пара минут. Плазменный резак, грубая мужская сила. Решай скорее.
— Нет, это может уничтожить содержимое, — Быстров мотнул головой и вернулся к своим быстротекущим мыслям.
Ни на лестнице, ни уже в замке Олибрия не говорила ничего о словах, открывающих шкатулку. Это Глеб помнил точно, лишь потом в комнате, где он застал ее умирающей, она попыталась сказать что-то. Она произнесла: «Шкатулка…», затем посмотрела в сторону, на дверь, которой позже воспользовался Орэлин, на самого Орэлина. Затем, будто забыв о самом важном для нее в предсмертный миг, попросила: «Скажи… я тебя люблю…». И тут Быстрова поразила простая и ясная мысль: