Время ветра, время волка - Каролина Роннефельдт
Младший конюх кивнул и что-то согласно пробормотал. Вмешиваться Энно ни во что не хотел, он, как и все в конюшне, знал, что Йорк злится оттого, что не заметил ничего подозрительного, чем мог бы поделиться на предстоящем совете. Нечего ему было рассказать ни о Волчьей ночи, которую он попросту проспал, ни о последующих днях и неделях, когда многие жители Холмогорья пережили необъяснимые события, что и намеревались обсудить всем миром.
Энно же собирался после ужина заглянуть в трактир. Он не хотел привлекать к себе внимания, но небо, которое вот уже несколько недель «провисало до колен», как говорили в Холмогорье, описывая сумрак при затуманенной луне, давило на него гораздо сильнее, чем он признавал. Впрочем, было еще кое-что. Вроде бы он что-то видел, но, поразмыслив, решил, что невероятное зрелище вполне могло ему и присниться.
Поэтому он промолчал, когда старый Одилий Пфиффер призвал высказаться всех, кто заметил что-то подозрительное или знает о таковом. Наступил вечер совета, и сама мысль о том, чтобы поведать об увиденном посреди толпы взволнованных квенделей, показалась Энно еще более неразумной. Сам того не желая, он чувствовал предстоящие изменения задолго до других конюхов – те только начинали подозревать, что погода ухудшится, что чей-то пони захворает или что вот-вот случится необычное, а он уже это знал. Поэтому некоторые в шутку советовали ему объединиться с мельником, который тоже умел предвидеть будущее. В эти дни Энно вовсе не хотелось смеяться, он думал о тягостной, беспросветной погоде и о том, что, возможно, видел.
Трактир перед Энно с Йорком сиял, словно очищенная от семян тыква, в которую поместили свечу, чтобы отгонять злых духов. Теплый свет лился во двор отовсюду, даже из самого маленького из окон – в эти мрачные дни он согревал души всех. Обычно, по традиции, сгущающейся темноте в деревнях радовались только свечных дел мастера, когда для квенделей наступало время постепенного прощания с летом. В трактире под липой у Вороньей деревни уже с полудня жарко пылали все лампы и свечи в подсвечниках; озаряли они и дворы, и конюшни, будто бросая вызов сумраку этих дней, высветляя все уголки старого здания.
Нигде, кроме как в знаменитом большом зале трактира, не могли собраться такие важные гости, ведь размерами и великолепной обстановкой он напоминал гостиную небольшого поместья. Этот зал всегда был главным в «Старой липе», поскольку у одной из длинных стен стоял легендарный каменный стол.
К нему вели две ступеньки, что объяснялось внушительной высотой столешницы, которая значительно превосходила рост обычного квенделя. В обшитой деревянными панелями стене напротив каменного стола размещались глубокие оконные ниши. По обеим сторонам от них располагались камины размером с дверь конюшни, с выложенными из кирпича очагами, возле которых приятно было посидеть холодными зимними днями.
На высоких стенах над каминными полками, уставленными медными кувшинами и фарфоровой посудой, сохранились фрески. Над левым камином был изображен великолепный охотничий отряд, скачущий через дикий лес с узловатыми деревьями. Считалось, что длинноногие всадники на мускулистых жеребцах принадлежат к Великому народу, и с этим изображением было связано множество преданий; по одной из легенд, охотники ехали именно через Сумрачный лес.
Фреска над правым камином изображала огромное дерево – несомненно, древнюю липу. На тщательно вырисованных ветвях висели щиты с неизвестными знаками отличия, возможно, гербами. Это походило на родословное древо, но все сведения о том, чей клан и когда заказал этот рисунок, были утеряны, как и гостевые книги, где записывались сведения о постояльцах в первые годы существования трактира. Поэтому Людгер Зайтлинг, прадед нынешнего хозяина, взял на себя смелость нанести на одну из нижних ветвей гербовый знак своей семьи. В конце концов, Зайтлинги по праву могли называть себя давними владельцами трактира неподалеку от Вороньей твердыни.
Над всем этим великолепием, на солидной высоте темнели резные балки, а потолок за долгие годы приобрел от табачного дыма и каминной копоти золотисто-медовый оттенок. Одним словом, главный зал «Старой липы», как и само заведение, был известной достопримечательностью Холмогорья и чрезвычайно популярным местом. Пожалуй, самым красивым в своем роде – соперничать с ним мог лишь банкетный зал трактира «Винный кубок» в Баумельбурге, сводчатый потолок которого поддерживали ветвистые кроны деревьев.
Зал постепенно заполнялся. Большинство квенделей явились в приподнятом настроении и в предвкушении многообещающего вечера. Лорхель Зайтлинг, стоявший во главе небольшой группы разносчиков в безупречных белых фартуках, опирался обеими руками на свежеотполированный барный стол и по-соколиному зорко следил за прибытием гостей.
Чуть больше часа назад его жена Ламелла и ее служанки добавили последние штрихи к убранству зала. Все блестело и сверкало, на столах стояли блюда с хрустящими пирогами, посыпанными ароматными травами, рулетами с фундуком, солеными орешками и другими аппетитными лакомствами, которые так замечательно сочетались с медовухой и настойкой. В полночь Лорхель и Ламелла собирались подать гостям роскошный ужин, как издавна было принято у квенделей по случаю праздников. К тому времени, как полагал трактирщик, все важные вопросы будут решены или собравшиеся настолько устанут слушать и спорить, что идея подкрепиться придется весьма кстати. Обсуждать этот вопрос Лорхель наотрез отказался.
«И неважно, царит ли за окном вечная тьма или кто-то спускается с ночных небес, – думал он, мрачно улыбаясь, – мы все равно не изменимся, останемся прежними! Уж здесь двух мнений быть не может, добрый мой упрямец Пфиффер».
Однако у него чесался большой палец левой руки – безошибочный признак того, что в этот вечер непременно нужно быть готовым к неприятным сюрпризам. Они с Ламеллой уже много лет входили в совет устроителей празднества в Баумельбурге, и, как и всем членам совета и, наверное, всем истинным уроженцам Холмогорья, масштабный карнавал-маскарад на исходе осени был невероятно мил их сердцу, и защищать его традиции они были готовы со всей страстью. Что бы ни побудило старого Пфиффера, живущего легендами давно минувших дней, созвать сегодняшнее собрание, совет устроителей должен строго следить за тем, чтобы никому не пришло в голову нарушить привычный ход легендарного празднества, до которого оставался еще целый месяц.
Из Баумельбурга, где по традиции проходил Праздник Масок, на важную встречу приехали два самых влиятельных сторонника карнавала: Лоренц Парасоль, первый глава совета устроителей празднества и по совместительству бургомистр старого поселения между Холодной рекой и Старым Трактом, и Резеда Биркенпорлинг, хозяйка знаменитого трактира «Винный кубок» в Баумельбурге, с которой, конечно же, не стоило спорить,
