Сны мага - Яна Алексеева
Но все же Кехан немного равнодушный, отстраненный, не великий, но полезный и надежный наемник, почти всегда имеющий ответы на странные вопросы новичков и даже кеду, предпочитающий по возможности держаться не на линии атаки, но готовый прикрыть отступление. Из бывших райя, или бисван при наместнике какой-то провинции. Снисходительный и немного высокомерный, но настоящей жизнью пообтесанный. Такая вот сложилась репутация, не самая плохая. И это странно, иметь репутацию, отдельную от общности, кесэт. И поддерживать ее приходиться самому, лично.
Кроме того, чтобы иметь ответы, нужно задавать вопросы и много слушать. Что же. С первым складывается не очень хорошо, но второе, второе получается превосходно.
Поэтому сидя на границе теней, и словно сливаясь с ними, Кехан слушает, смотрит, наблюдает. Разговор, который он застал, тянется довольно долго.
Так что разговор у костра караванщика неспешно ложиться еще одним кирпичиков Замок памяти.
Один из мальчишек, сидящих у костра, махнув рукой, пробурчал немного обиженно, продолжая диалог:
— …Ты всегда так говоришь! — и нервно подергал вихор на макушке. Он очень коротко острижен. Словно болел чем-то или попал волосами во что-то очень липкое.
— Потому что это всегда правда! — огрызается второй. У него небольшой акцент, как у жителей приморских провинций, и длинная, ниже плеч, косичка, перетянутая лентой.
— Да ладно!
— Ага, — в голосе смущение, — мне честно просто очень любопытно, не могу удержаться. И лезу, и лезу. Мастер меня даже лупил.
— И куда ж ты лазал? — весело уточнил один из возчиков, поглаживая плеть.
— Однажды, в Лают, в одном из городов залез в старую крепость, брошенную какой-то кесэт. А может и не кесэт, может лорда какого-то. Там было пять башен высотой как болотные мангры и стояла она на скале, выдающейся в море. Вниз спускалась лестница, вырезанная в скале, но я туда не пошел, половина ступеней осыпалась. Она была из мягкого белого камня, полного ракушек. Крепость тоже светлая стояла, освещаемая ярким солнцем, обтачиваемая ветрами.
Голос мальчишки приобрел отчетливые напевные интонации.
— А название у нее было? — спросил еще один возница, поглаживая рукоять кнута.
— Нет, пропало название в глубине времен, — мотнул головой мальчишка. — Но городок поблизости Юкэн назывался.
— Ха, а внутри что было, ты хоть залез в башни?
— Не успел разведать, только во двор заглянул и в один зал, а потом мастер пришел. Вот так-то.
— Да что внутри-то было, Рин?
— Пустота, пыль, осколки, бронза позеленевшая, дерево морем и ветром прокаленное. И вот, — словно ярмарочный фокусник, он раскрыл ладонь, протянув ее к костру.
Слушатели подались вперед, рассматривая что-то.
— О, эта вещь называется камея, — заметил один из возниц, тот, что с плетью, — украшение придворное, на шею одевается. Дорогая штучка.
— Наверное, не знаю, но красивая, — мальчишка пожал плечами, передавая по кругу камею, — мастер говорит, из кости древнего зверя вырезана. Но это вряд ли. Думаю, просто из какого-то морского зверя, на берег выброшенного.
Второй, стриженый мальчик только фыркнул.
— Горазд ты истории рассказывать. Ну, я сегодня к Кауи Рижан ходил, но они такие дерганые там, на всех смотрят подозрительно, а я же не вор и прознатчик? Мне тоже любопытно было, я было сунулся поближе, новости хоть узнать из древних или странных мест. Но они торговца какого-то нервного сопровождают, он как задергался, чуть не раскричался, за тюки свои хватаясь. И это младшие Кауи были, правильные, прогнали, хоть не ругались. В общем, не особенно интересно. Хотя торговец из бывших пенья, у него наверно столько интересных историй про всякое!
Ну-ну, чему-то Кауя Рижан учатся, или не пить зелья чрезмерно, или на детей с мечами не кидаться. А у пенья, наверное, амулеты какие-нибудь или артефакты. Перекупщик всегда перекупщиком останется. Но у мальчишки с косичкой хороший глаз, а у стриженого — красивый складный говор. Опекун их… похож смутно на эхли медани, встреченную после падения родной кесэт.
Что же. Интересно.
Кехан неспешно достал иглы, пропитанные ядом и короткие медные паки[27], подготовленные под простой накладной узор. В центральные канавки подпиленные иглы легли прочно и надежно, оставляя неприкрытыми только самые кончики, похожие на осиные жала.
Память подсказывает, что паки с иглами сохранят эффективность где-то пару сезонов, потом нужно снимать лак, клей и узор, и снова напитывать их ядом.
Стоит проверить.
Глава 4
Взгляд со стороны. Горы Джинунг.
Глухой ночью, когда дрема овладела даже самыми стойкими стражами, в глубине гор что-то вздрогнуло, отзываясь на колебания силы в древних артефактах и амулетах, которые были спрятаны в одном из потайных отделений одного из путников, посягнувших на право пройти через перевал. Глухой, едва слышный рокот, прокатился по скалам, и там, где тонкие сколы и трещины только собирались расшириться, чтобы годы спустя обрушиться на головы людей, они начали расширяться.
Тонкие нити начали расширяться и углубляться, побежали вверх и вниз тонкой паутиной, пересекая древние пути и заброшенные многие столетия назад приюты. Не всегда основными путями были широкие и удобные перевалы. Когда-то горы были молоды и пройти через них можно было только узкими обрывистыми тропами. И тогда, в позабытые времена, на тропах случалось всякое. Встречи друзей, соперников, врагов, сражения мечей и магии, нападение хищников. И да, после них оставались следы. И когда горы медленно менялись, следы эти прятались в глубине и покое.
Но если горы стонут и пляшут, лишенные покоя, следы могут вновь подняться на поверхность.
Это судьба, нашиб.
И только горы, чье время — вечность, наблюдают.
Как разгорается один амулетов, как в трещине скалы пульсирует ему в ответ яркая звезда. Шелест переходит в грохот, а потом и в рев. Камни понеслись вниз, рассыпаясь на осколки.
Горы вздохнули, чуть смещаясь.
Внизу засуетились фигурки. Несколько ярких огоньков вскинулись, замельтешили, активно тревожа другие, потусклее.
Они не успеют уйти с пути, проложенного обвалу силой двух мстительных звезд. Столько смертей? Тьма, чернота, одиночество, скука…
Горы еще чуть-чуть шевельнулись, смещаясь, оседая.
Звезды мстительный, эгоистичны, сильны, наглы, беспамятны.
Горы слишком хорошо и много помнят.
Эти фигурки упорны и интересны.
Оставить их… легко.
Горы фыркнули.
Камни, осколки, грязь ухнули в каньон, всего лишь полный тяжелый выдох, но другой, и до фигурок, сгрудившихся в центре прохода, долетела лишь пыль. И свет мстительных звезд.
Яркое белое