Украденный. Книга вторая (СИ) - Эм Рина

— Спросить тебя хочу… — вдруг произнесла она.

— Спроси!

Она вздохнула.

— Что за девица была? Которая из-за тебя на себя руки наложила?

— Тебе голову солнцем напекло, Глафира? — усмехнулся он. — О какой девице речь?

Тихий всплеск прервал их. Из борозды, наполненной водой, опираясь призрачными руками на сушу показалась водяная дева. Голос, лишившийся скрипа и звенящий, как текучая вода, сказал:

— Не виновен он. Видала его сестрица через солёную воду у дальнего берега. Спал он нал краем мира и батюшка наш на него смотрел, потому и узнала его сестрица. Ну, здравствуй, — её призрачное лицо повернулось к нему. — Нашел ли ты волков, что надобны тебе были? Ведь пока снег у Океана не растает, не стечет ручейками, не узнать нам, что на снежных равнинах делалось, а любопытно.

Арис некоторое время смотрел на нее, а потом сказал:

— Да.

Всплеск повторился и рядом показалась еще одна голова:

— Ну что сестрица, не разговорчив гость? Может пригласим его в свои чертоги? У нас прохладно в самый жаркий день, травы танцуют и мы танцуем с ними.

— Хочешь к нам? Такой красивый! — это раздалось уже сзади и ледяные пальцы коснулись руки Ариса. Он вздрогнул и повернулся.

— Нет бойся нас! Мы любим шутить с молодыми парнями. Гибель свою помним. Ищем виновных и маним в свои чертоги, чтоб поиграть. Но тебя нам не взять — ты не виновен пред нами, да и батюшка наш не велит тебя трогать, — сказала та, что вынырнула первой. — Приходи к нам хоть днем, хоть ночью. Свободно на златогривах под звездами летай.

— Батюшка наш — Океан, он тебе шлет поклон и велел нам помогать тебе, если в беде окажешься. А ты, — лицо русалки повернулось к Глафире, — не говори о том что сейчас слышала никому. Даже дядьке своему. Поняла?

Глафира кивнула. Всплеск и русалки снова скрылись в воде.

— Океан меня видел⁈ — тихо прошептал Арис.

— Прости, что худое про тебя подумала, — сказала Глафира и вздохнула. — Русалки пасут наших златогривов и сторожат их. Горе тому, кто захочет украсть коня… затащат в воду, от них не скрыться.

Ее передернуло:

— Эти девы — прежде были людьми, да потом пострадали от несчастной любви. Всех их парни обманули и утопили, чтоб свои дела прикрыть. После смерти они стали такими вот. И жить им в воде пока мир не кончится…

— Вот почему ты спросила кого я убил.

— Да. Как одна из них сказала давеча, что знает тебя, подумала я, что через тебя она погибла. Я русалок люблю. Они хорошие, веселые. Их печали прошли, теперь они дочери Океана. Я о них много знаю, часто сюда прихожу. Это место «тихое». Здесь дядькины уши не достанут. Там, в лесу он все слышит, а тут нет у него силы.

— Говорят, Океан хозяин всей воды? — спросил Арис. — Как же у него нет власти в лесу? Ручьи, озера.

Глафира вдруг усмехнулась:

— Ох, сказал ты! Наш лес ведь какой?

Она тут же осеклась и прикрыла рот ладонью. Арис быстро спросил:

— Какой?

— Ээээ… да обычный, какой! Лес простой, — неловко сказала она.

— Глафира! Начала, так уж закончи.

Она только хмыкнула.

— Я не скажу твоему дяде ни слова!

Глафира протяжно вздохнула и посмотрела на него испытующе.

— Не скажешь? Иначе будет у меня беда. Ладно, слушай. Многое из всего устройства и мне не понятно, но что знаю — скажу. Лес у нас не живой, а каменный. Потому, что Сердце не древо живое, а каменный мост. Тут, с изнанки мира это видно. Взгляни на него — каменный истукан это. Вот каково Сердце. Тебе не приходилось у нас в лесу на траве сидеть? Живая трава соками полна, в живом лесу всюду сыро, лесу нужна вода, а у нас везде сухо. Камень воды не ищет. Лесной народ живет силой огня, а вода стихия Океана. Потому нам и нужны эти поля. С той стороны Сердца ничего не растет.

— А… трава? — спросил он. — И вода, у вас же есть вода, я видел!

Она опустила голову:

— Трава и листья, все из зеленой пыли каменной. Потому так много у нас цветов и так красиво — не живое все это. Как придем, сорви травинку, погляди. А вода… она есть, да только не живая у нас и вода, она по свету не кружит, лежит в каменных ложах. Дальше, в лесу есть река Нимубелла из настоящей воды, она Лесной край делит надвое — на этом берегу Сердце, на том — Оплот. А река Нимубелла тоже с двух сторон течет, с нашей стороны, где Лесной край Нимубелла течет к Океану, а с той стороны, где мы сейчас сидим, река из огня и течет она к Истоку потому и зовут ее — Смородина, что вместо воды в ней огонь. И более ни о чем меня не спрашивай. Лесьяр сотворил это великой волшбой.

— Только дядьке не говори, что я тебе рассказывала! Секреты наши никому не выдаются, он сердиться будет, — спохватилась она.

— Не скажу, обещал же, — повторил Арис. — Я ещё к коням подойду, потом назад отправимся.

Арис вернулся, когда край неба уже горел алым.

— Пора назад.

— Верно, пора, — задумчиво проговорила Глафира.

Они пошли к древу и Арис сказал, задрав голову:

— Гляди — первая звезда зажглась.

И она вдруг всплеснула руками:

— Батюшки! Мы ж в вечернюю зарю идем, нас в лес мостом выведет, а не к Сердцу! Ох, дурная моя голова! Быстрее, гостюшка, быстрее!

У каменного исполина, она приложила к стволу руки и начала рисовать узор, проговаривая слова. Небо быстро темнело.

Глафира толкнула его и Арис вдруг оказался в лесу, один. Густая тьма, слабо разбавленная звездным светом, царила под деревьями. Лес был полон шума — то тут, то там раздавались смех, песни и веселые крики. Арис наугад пошел вперед. Глафиру искать он не стал, сама найдет дорогу, ему бы ещё не заблудиться.

С беспокойством он поглядывал на небо — совсем темно уже, эх, опоздал он.

Вскоре впереди затрещали ветки — будто кабан рвался сквозь чащу. Треск приблизился, дрогнули листья, однако вместо дикого зверя перед ним оказался Вторак. Голый по пояс, а на шее повязана алая лента, холщовые штаны почти спали и едва держаться на бедрах.

Мутный взгляд остановился и лицо Вторака исказила улыбка, похожая на оскал. Он раскинул руки, двинулся к нему и произнес совершенно пьяно:

— Бра-атец! А мы тебя ищем — дядька послал за тобой! Снежич пол леса обежал, ни следочка! А я тебя только что учуял! Где ты так славно укрылся то, а⁈

— Покажешь куда идти?

— Покажу? Да я сам тебя отведу, братчик мой, что ты! — Вторак похлопал Ариса по плечу так, что кости затрещали.

Сквозь пьяную маску проступило на миг звериное лицо, Вторак будто оценивал его силы. Он снова положил руку на плечо Арису и усилил нажим:

— Я ведь тебя искал днем ещё. Все хотел спросить, поединщик ты, аль нет? На кулаках, или на палках, кто кого уложит? Случалось тебе силами мериться?

— Да.

— Ох, братец! Я ж знал, что ты настоящий военщик! Эх-х, что ж я тебя днем не встретил⁈ Хотел ведь в честном бою с тобой сойтись, без волшбы, без волчьей силы. Чтоб честно — ты, да я и кто кого!

— Что с того, что день закончился? Можем и сейчас устроить схватку, — холодно предложил Арис.

— Да ты бесстрашный. Не побоишься против волкича выйти? Вот так? Без свидетелей? Ну, ты братец, либо глуп, либо ничего не знаешь. Шансов то нет у тебя. Нету!

— Проверим? Никто не увидит, мы тут только вдвоем, — Арис усмехнулся, но Вторак помотал головой как кудлатый пес и обвел вокруг рукой, которой не держался за Ариса:

— Вдвоем? Э, нет, лес все видит! Все-о… — он тоненько засмеялся и покачал пальцем, вытянутым вверх, — Дядька узнает. А он приказал тебя беречь, как зеницу ока. Пальцем, значит, чтоб ни-ни. Так что набить тебе морду, это никак нельзя. Хоть и хочется.

— Боишься? Дядьку своего? Что он, поругает тебя? Или ты всё же меня испугался?

С минуту казалось, что сейчас Вторак кинется — желваки так и заходили по щекам, и глаза помутнели от ярости. Он сверлил Ариса взглядом, но вдруг его лицо изменилось и хохотнув, он разжал кулаки и рассмеялся.

— Нравишься ты мне, Арис… вот правда — нравишься. Есть в тебе гонор. Молодец. Братишка-а! Эх, сойдемся еще мы в славной битве!