Цифраторий (СИ) - Кайманов Степан

Послышались робкие одинокие хлопки, через секунду они стали увереннее, громче и наконец ухнули салютом.

Эдвард выдохнул, понимая, что слишком увлекся, поддаваясь жару риторике. Последняя фраза выглядела чересчур религиозной. Но публике, судя по не гаснущим овациям, вроде бы понравилось.

Часть 3

— Я слышал, что у вашей партии несколько дней назад возникли непредвиденные финансовые сложности. После определенных трагических событий, — сказал Август в стихающем шуме. — Это правда?

Этого вопроса Эдвард не ожидал. Весть о дыре, появившейся в партийном бюджете после скоропостижной смерти ее главного спонсора, разлетелась быстрее, чем он предполагал. Хотелось банально соврать Августу, но, глядя на его хищный оскал и чрезмерно внимательный взгляд, Эдвард решил, что стоит придерживаться прежней линии обороны. То есть не врать. Совсем. Ни единого лживого слова.

— К сожалению, да. Бедный Джон. Умер в самом расцвете сил, — со страдальческим видом произнес Эдвард, хотя важного спонсора видел лишь однажды и даже не разговаривал с ним толком. — Легкого ветра его пеплу.

— И что вы будете делать?

— Куплю лотерейный билет, — неожиданно для самого себя выпалил Эдвард.

Смех прокатился по студии, а ошеломленный Эдвард выпал из нее, будто убегая от волны гогота публики. Мысль, казалось, миновала разум, родилась сразу на кончике языка и совершенно безвольно выпорхнула между зубами. Как? Как он до такого додумался?!! И зачем он это ляпнул, выставляя себя на посмешище? — безумной каруселью вертелись вопросы, и он крутился вместе с ними, забыв, что дает интервью.

— С вами все хорошо? — спросил кто-то в темноте.

— Да, простите, — очнувшись, сказал Эдвард. — Хотите еще что-нибудь узнать?

— Конечно. Я не могу не спросить о том, что волнует каждого жителя Шэлл Сити. Как вы планируете бороться с ПД и СИПРО, если станете мэром?

— Не «если», а «когда», — скромно улыбнулся Эдвард.

К этим вопросам он был готов. Не так основательно, как хотелось бы, но во всяком случае не ощущал себя полностью безоружным.

— Скажите, вы помышляете о том, чтобы сделать себе крылья и полететь к звездам? — спросил Эдвард.

— Конечно, нет, — честно ответил Август и поморщился — мол, что за чушь.

— Так, может, не стоит задумываться и о проклятии десяти? Принять его как данность. Как старость, как смерть, как грустное расставание с другом или возлюбленной, как боль, которая неизменно возникает в ушибленном колене. Мы не хотим, чтобы все эти неприятные и ужасные вещи происходили, но они все равно случаются со всеми нами. Так, может быть, стоит просто принять ПД как, например, время, текущее из прошлого в будущее, а не наоборот. Мы ведь не можем повернуть его вспять? И летать, как птицам, нам не дано? — Эдвард с прищуром, сквозь свет студийных прожекторов, взглянул на Августа. — Я общался со специалистами в этой сфере. Вы ведь знаете, что они говорят? Они считают, что самой природой Шэлл Сити заложен некий механизм, который контролирует нашу численность. По их подсчетам, будь нас не десять миллионов, а пятнадцать, то треть населения страдала бы от голода и жажды. А если бы нас было в три раза больше, то мы опустошили бы все вокруг, как рой саранчи. И это не мои слова, насколько вы понимаете.

Только сейчас Эдвард понял, что говорит в полной тишине. Ни смешка, ни шепотка, ни скрипа студийных кресел. Публика, как и Август, слушали его во все уши; ни один волосок не шелохнулся в черно-белой мохнатой шевелюре Фокса. И Эдварду эта звенящая тишина, как и застывший барсук в человеческом обличие, безумно нравились. Его обсмеяли за глупую шутку, природа которой была не менее странной, чем причина ПД, но он выстоял и теперь отыгрался, заставив к нему прислушаться.

— А теперь о синдроме провалов. Тут, я полагаю, есть над чем поработать. Насколько я осведомлен, ни в одном из исторических документов не содержится сведений о массовых провалах в памяти. Первые случаи начались пятнадцать лет назад. Хотя, конечно, вам всем и так об этом известно. Многие ведущие ученые нашего города связывают распространенность СИПРО с… — Эдвард повернулся к аудитории, — экологией. Телекоммуникационные системы, опутавшие наш любимый мир, будто огромный спрут, каждую секунду излучают электромагнитные волны. Вы только вдумайтесь, каждую секунду невидимая сила омывает наш разум, и воздействие этой силы до конца не изучено, будь то изображение на кинескопе моего телевизора или излучение микроволновки. — Он демонстративно поднял ладонь, предвидя шум трибуны. — Естественно, это вовсе не означает, что мы вдруг должны отказаться от всех благ цивилизации. И пересесть с автомобилей на лошадей. Отнюдь! Но я обещаю вам, что приложу максимум усилий для того, чтобы сделать Шэлл Сити чище, и если уж не одолеть СИПРО полностью, то уменьшить число его проявлений. Так что голосуйте за меня! Голосуйте за Эдварда Скама! Голосуйте за чистый Шэлл Сити!

Август, едва заметно покачивая головой, словно размышляя над чем-то, захлопал первым. А затем его пылко поддержали трибуны. Приятный для уха шелест одобрения заставил Эдварда скромно улыбнуться. Он ничуть не сомневался, что сейчас со стороны выглядел довольным, как кот, объевшийся сметаной. Но его это совсем не тревожило.

— Это был Эдвард Скам! — громко сообщил Август, пожимая Эдварду руку. — Возможно, наш будущий мэр. Надеюсь увидеть вас снова!

Под шум теплых и вроде бы искренних аплодисментов Эдвард покинул студию и оказался в коридоре, где сразу наткнулся на бдительного телохранителя. Но даже его круглая и бульдожья физия нисколько не портила момент триумфа.

— Вижу, все прошло неплохо, — заключил Боб.

— Надеюсь, надеюсь.

— Мне понравилась ваша шутка про лотерейный билет, — усмехнулся телохранитель.

— А кто сказал, что это было шутка? — серьезно спросил Эдвард.

Боб удивленно захлопал глазами, а потом произнес.

— По мне, этот Фокс — весьма скользкий тип

Эдвард хоть и согласился, но промолчал и лениво последовал к выходу, не замечая шастающих людей. Ему не хотелось сейчас ни обсуждать Фокса, ни болтать с прилипшим телохранителем. Он желал только одного: поскорее очутиться в своем загородном доме, побродить среди деревьев, вдохнуть пьянящий аромат яблонь и слив, приласкать детей, прижаться к жене, а, быть может, взять мозолистыми руками лопату и поковыряться в земле. Без всякой цели взрыть ее и побросать, ощущая приятную тяжесть в руках. Это было уже третье интервью за сегодня, вечером предстояло посетить еще два мероприятия.

Солнце сияло на крыше черного автомобиля, тихо урчал движок. От раскаленного асфальта делалось совсем жарко, и Эдвард потянул узел галстука, а когда забрался в машину, сдернул его совсем. Эту проклятую удавку, эту зеленую змеюку, обвившую его шею.

В салоне гудел кондиционер, приятно остужая тело. Боб захлопнул дверь и сел впереди.

— Куда сейчас, мистер Скам? — спросил водитель.

— Домой, — с облегчением вздохнул Эдвард.

Он посмотрел на часы: «11:09». До пригорода добираться почти час, затем еще минут сорок ехать до дома, это если не застрять в пробке.

Машина тронулась с места, тихо шурша шинами. За стеклами поплыли нижние этажи серых зданий, разноцветные витрины магазинчиков и закусочных. Однако впереди, на перекрестке, в свете сине-красных огней что-то происходило. Раздраженные водители выстроились железной гусеницей и загудели, подавляя шум обычной уличной суеты.

— Ну прекрасно! — всплеснул руками Эдвард. — Только этого не хватало. Объехать сможем?

— Постараюсь, — ответил водитель, высматривая просвет в очереди машин.

Внезапно на стекло глухо шлепнулась ладонь, и Эдвард вздрогнул. Со стороны улицы на него безумными глазами смотрела женщина лет сорока, в черной юбке и белой блузке.

— Вам все врут! Врут! — кричала она, отчаянно шлепая ладонями по стеклу, будто хотела залезть в салон. — Освободитесь! Освободитесь!

Боб незамедлительно выскочил, заломил ей руки и оттащил в сторону, озираясь по сторонам. К нему подбежали двое копов в черной форме и уложили женщину на асфальт, вкалывая успокоительное. А она все кричала и кричала, фыркала и стонала, — перед цветочной лавкой. Пока не замолкла от укола.