Норман Хьюз - Братья по оружию
— Вам ведомо будущее? Лигейя рассмеялась.
— О, не смотри на меня так испуганно, я вовсе не ведьма и не гадалка! Сейчас Конан придет — я позвала его — и ты все узнаешь. Он обещал мне помочь…
…Словно только и дожидался этих ее слов, северянин появился в дверях. С собой он принес кувшин вина, а позади слуга, сгибаясь под тяжестью, тащил поднос, заваленный аппетитной снедью, фруктами и сладостями. Вид у слуги почему-то был испуганный — впрочем, Палома давно заметила, что зачастую киммериец действует на челядь таким странным образом. Как видно, им внушал ужас его зычный голос и суровые манеры.
По-хозяйски распоряжаясь, Конан уселся напротив женщин, велев слуге разлить вино и расставить угощение, тут же осушил бокал и с аппетитом принялся за еду.
— Пока попрощался с ребятами в казармах, пока собрался в дорогу…— проговорил он с набитым ртом.— Даже крошки во рту не было! А потом подумал — наверняка эти недотепы и вас покормить забыли!
Графиня Лигейя ответила ему восхищенной улыбкой.
— О, юноша, теперь ты — дважды наш спаситель!
Впрочем, сама она почти не притронулась ни к вину, ни к еде, только с удовольствием наблюдая, как утоляют голод молодые люди.
Насытившись, Палома подняла взгляд на киммерийца:
— Так, значит, уезжаешь?
— Да. Конь уже под седлом.
— И… прощаться ни с кем не будешь?
— Почему? Вот с вами же я прощаюсь… Ладно, тема закрыта, поняла наемница. Боги,
ну почему мужчины — такие странные, упрямые существа?!
Пока она размышляла об этом, Конан повернулся к Лигейе.
— Вы сказали, графиня, что о чем-то хотите меня попросить?
— О, да! — Пожилая женщина оживилась.— У меня давно уже зрел один план — но не было человека, способного помочь осуществить его. А тебя, юноша, мне словно послали сами боги! Я хотела бы нанять тебя для небольшого поручения. Нужно поехать в Аквилонию — и привезти сюда, в Коршен, одного мальчика. Моего младшего сына. Семь лет назад его отправили пажом к барону Алиусу Тимарольскому, но теперь я хочу, чтобы он вернулся домой.
Распространенный обычай в семействах нобилей — младшие отпрыски воспитывались не дома, а в домах друзей или дальних родичей, зачастую очень далеко от родных мест, набирались там ума-разума, зачастую даже находили невест… Так знать укрепляла связи между богатыми родами.
Но зачем это нужно делать так скрытно? Почему бы не послать отряд гвардейцев, как подобает по традиции? С какой стати Лигейе тайно отправлять за сыном одного-единственного наемника, которого она, к тому же, едва знает? Опять интриги… Или женщина просто чего-то боится?!
Киммериец пристально посмотрел на нее, не торопясь с ответом.
— Дело в том, что я никому не могу доверять,— печально продолжила графиня.— Все словно помешались из-за этого наследства. Дети графа грызутся между собою, как свора псов. Кто-то покушался на жизнь Грациана. Как можно быть уверенным, что охрана, которую я пошлю за Эстеваном, не будет подкуплена?
— Так не проще ли оставить парня в Аквилонии, если там безопаснее?
Графиня с грустной улыбкой покачала головой.
— Он должен вернуться. Пришло время. И я прошу тебя, Конан, отправиться за ним. Ты сделаешь это?
Киммериец кивнул.
— Но есть одна проблема,— продолжила женщина.— Я не знаю, смогу ли я заплатить тебе. Если только ты согласишься принять пару изумрудов из того ожерелья?..
— Ваше ожерелье? — Палома пришла в ужас. Но это же настоящее сокровище! — Она лишь мельком разглядела его, когда Лигейя забрала свою собственность из мертвых рук Тусцеллы, но с уверенностью могла бы сказать, что равного по красоте украшения ей не доводилось видеть.
— О, что такое эти глупые стекляшки — по сравнению с жизнью моего сына! — Пожав плечами, Лигейя потянулась за ожерельем. Но неожиданно Конан остановил ее и расхохотался, вскинув руки.
— Кром, что за нелепость! Неужели я возьму деньги у женщины, которая просит о помощи?!
— Но…
Киммериец продолжал смеяться. Под изумленными взглядами двух женщин он снял прицепленный к поясу кошель и, развязав тесемки, вытряхнул содержимое из кожаного мешочка на низенький столик…
Камни со звоном раскатились по мраморной столешнице, играя в солнечных лучах всеми цветами радуги. Рубины, гранаты, сапфиры и изумруды, жемчуга и опалы, агаты и аквамарины… Их было не меньше сотни, крупные, как на подбор, и превосходной огранки. Вся комната вмиг наполнилась их переливчатым сиянием.
Женщины смотрели, как завороженные.
Наконец Палома прошептала:
— Откуда это у тебя?
— Не только у меня! — Северянин веселился от души. Ребром загрубевшей ладони он разделил горку камней на три части и сгреб одну обратно в кошель. Вторую придвинул наемнице, третью — Лигейе.— Забирайте. У вас на эти камешки прав не меньше, чем у меня!
Ни Палома, ни графиня даже не шелохнулись, не сводя потрясенных взоров с Конана. Отсмеявшись, тот наконец соизволил объяснить.
То, что Гарбо пытается обмануть его рассказом о волшебной косальской статуэтке, Конан понял почти сразу. И глаза у вора как-то нехорошо бегали, когда он выкладывал всю эту историю, и потом Грациан намеками подтвердил, что дело нечисто…
Но больше всего наблюдательного киммерийца убедило поведение Тусцеллы. Когда он подглядывал за «черным бароном», тот тряс фигурку и поглаживал ее, как самое дорогое сокровище.
Но ведь та явно оказалась не в состоянии предупредить хозяина об опасности… И сам Тусцелла заявил громогласно, что не верит ни в богов, ни в демонов — суеверный человек поостерегся бы так бросаться словами.
В общем, Конан успел обшарить спальню Стервятника и взломал сундук-сокровищницу. А когда разбил глиняного идола…
— Все это было там! Все драгоценности, которые скопил этот недоумок! Он так любил свои камешки, что не мог с ними расстаться — а чтобы не обокрали свои же подельщики, спрятал их внутри статуэтки.
— Но зачем Гарбо хотел, чтобы Конан украл этого божка? — изумилась графиня.— Ведь когда они разделались бы с Тусцеллой, он и так получил бы все!
Улыбнувшись наивности пожилой женщины, Палома пояснила:
— Во-первых, план мог провалиться, и Стервятник избежал бы ловушки — а Гарбо все равно заполучил бы камни, благодаря Конану. А во-вторых… он не хотел делиться со своими людьми, если бы сокровище нашел кто-то из них!
— Что ж, и поделом ему тогда! — мстительно засмеялась Лигейя.— Этот мальчишка — в точности как мой покойный братец. Хитрый, жадный глупец! Не бойся, киммериец, от нас с Паломой никто ничего не узнает. Я скажу и Гарбо, и Грациану, что мы трое не разлучались ни на миг и понятия не имеем ни о каких сокровищах. Пусть гадают, куда делся косальский божок!
