Дуглас Брайан - Смерть в саду золотых масок
— У господина Эмбриако, по слухам, есть несколько настоящих золотых масок, — сказал Тьянь-По. — Завтра я хотел бы посмотреть их все. Золотые маски могут придать церемонии наиболее эффектный вид.
— А для чего они нужны? — полюбопытствовал Конан.
— Их надевают танцовщицы, когда исполняют Танец Золотых Масок, — объяснил Тьянь-По и удивился: — А для чего еще?
Конан пожал плечами.
— Никогда не знаешь, что скрывается за маской. Не слишком-то мне нравится вся эта затея.
Тьянь-По внимательно посмотрел на своего друга.
— О, ты становишься философом, Конан. Действительно, та пустота, что скрывается за маской, всегда таит в себе неизведанное. Но ты ведь пришел говорить со мной не о церемониях, не так ли?
— Да. — Варвар кивнул и огляделся. — Разве ты не предложишь мне рисовой водки или этого твоего чая? Я надеялся, что ты пожелаешь угостить меня и побеседовать о чем-нибудь, вроде бабочек над лотосами.
Тьянь-По шевельнул бровями.
— В такое время суток я не пью водку и тебе тоже не советую. Что до чая, то в Пайрогии он просто ужасен. Пока он добирается из Кхитая до Бритунии, он успевает покрыться плесенью и потерять все свои чудесные ароматы. Так что я довольствуюсь водой.
— Лучше пей здешнее пиво, — посоветовал Конан. — Таков главный закон любого путешественника. Всегда пей то же самое, что и местные жители.
С этими словами киммериец извлек из-под куртки гигантский кувшин с пивом. Как там умещался сей сосуд, осталось загадкой.
— Таково уж мое дао, — сообщил Конан пораженному кхитайцу. — Давай сюда чайные чашки.
Будем разговаривать.
Испив первую чашу, маленький кхитаец разрумянился и проговорил:
— Чувствую действие твоего напитка. Слушай же. Я поведаю тебе об апельсиновых деревьях…
Он устроился поудобнее, обложившись со всех сторон микроскопическими шелковыми подушечками, которых в беседке имелось превеликое множество, и заговорил нараспев:
— Жили на свете три брата-колдуна…
— В Кхитае? — уточнил Конан.
Тьянь-По глянул на своего собеседника неодобрительно:
— Разумеется, в Кхитае. Не перебивай. Лучше внимай моей истории и оцени, насколько она изящна. Итак, эти трое братьев занимались своими магическими делами…
— Поджарить бы всех троих! — опять не удержался Конан.
Тьянь-По даже подскочил на подушках:
— Будешь ты слушать или нет?
— Я буду внимать, учитель, — с притворным смирением произнес Конан.
— Старший из братьев занялся работорговлей. Он покупал у бедняков их дочерей и превращал их в девиц для сладких утех. У этого старшего был особенный дар: взглянув на трехлетнюю девочку, он сразу мог сказать, вырастет ли она красивой. И он никогда не ошибался. Скоро о его чудесном умении знали уже все работорговцы округи, и к нему приводили маленький живой товар — для оценки. Таким образом, он богател и богател.
Второй из братьев любил странствия. Его интересовали чужие страны. Он обошел весь Кхитай, побывал и в Вендии и даже добирался, по слухам, до Турана. Он был также очень любопытен, поэтому подслушивал чужие разговоры. А для того, чтобы его не обнаружили и говорили в ого присутствии вполне свободно, он превращался в паука. В маленького такого, с виду вполне безобидного паучка, на которого никто и внимания не обращал. Забивался в уголок — и слушал, слушал.
Иногда ему делались известны какие-нибудь тайны, но чаще всего — незначительные обстоятельства чьей-либо жизни.
Для него не существовало разницы между важным и неважным. Он просто любил быть в курсе. И потом, вернув себе человеческий облик, он удивлял собеседника редкой проницательностью. Откуда было знать людям, что в обличье паука их теперешний сотрапезник вызнал всю их подноготную и теперь, можно сказать, держит их в кулаке!
Ему иногда удавалось таким образом провернуть забавные делишки. Точнее — делишки, которые сам он находил забавными. Потому что все остальные участники истории так вовсе не считали. Кто-то разорялся, кто-то заканчивал счеты с земной жизнью. Разваливались семьи, уходили из дома оскорбленные сыновья, убегали с первым попавшимся проходимцем дочери…
Колдуна все это чрезвычайно забавляло. Он называл это — «плести паутину».
Третий же брат был самым могущественным из всех. Он умел отделять свой дух от своего тела и воплощаться в разные материальные предметы. Например, в чаши, покрывала, драгоценности. Однажды, по слухам, он оставил свое тело и вошел в виде духа в роскошное ожерелье, которое кхитайский император подарил своей новой наложнице. И что же? Ожерелье удавило бедную девушку в тот же вечер, а казнен был за это злодеяние ни в чем не повинный евнух!
И вот однажды случилось троим братьям-колдунам бродить вместе в поисках приключений. Они оказались в небольшом городке в самом центре Кхитая. Городок этот называется У-Хань, вряд ли ты там побывал, Конан. Он очень маленький. Впрочем, имеется там правитель, которого местные жители — из почтительности к его сану — именуют «государем».
Давным-давно, когда еще царили Лемурия и Атлантида, У-Хань вовсе не был маленьким городком. Это была столица могущественного царства. С тех пор многое изменилось, царство рассыпалось в прах, исчезли с лица земли даже гробницы его великих царей. Что же осталось? Осталась память.
В чем осталась память? Память осталась в слове. В имени.
Поэтому правителей маленькой У-Хани называют государями, а их дочерей — принцессами…
Трое братьев-колдунов остановились возле глухой ограды, за которой начинался сад правителя.
«Кто в этом саду, братья?» — спросил старший из братьев.
Средний тотчас превратился в паучка и вскарабкался на вершину ограды.
«Я вижу трех прекраснейших девушек! — воскликнул он. — Погодите, я должен послушать их разговоры!»
И он быстро побежал вниз, чтобы очутиться в саду, поближе к девушкам. Младший из братьев щелкнул пальцами, и ограда сделалась прозрачной.
Взорам братьев предстали три принцессы, одетые в желтый шелк. Они были тройняшками, рожденными в один час от одной матери.
Их длинные волосы были забраны в высокую прическу, и только одна тонкая прядь ниспадала па шею. Эта шея… Вершина изящества! С тонкой ямочкой на затылке, с родинкой. Да-да, у всех трех имелись родинки на одном и том же месте, возле ямочки…
Тьянь-По облизнулся.
— Даже такой философ, погруженный в созерцание дао, как я, не может удержаться от вздоха при мысли об этих девушках-принцессах, Конан! Что уж говорить о колдунах, погрязших в самых ужасных человеческих пороках! Они тотчас захотели завладеть этой красотой. Брат-работорговец сразу же мысленно произвел оценку юных принцесс как если бы уже продавал их на рабском рынке. Вышла огромная сумма. И мысль о невероятно высокой стоимости красавиц только добавила ему вожделения.
