Циклоп - Генри Лайон Олди
— Для Ока Митры мое тело умерло… — метель снова взвихрила тьму камня, вросшего в лоб. Женщина, чья душа томилась в гранях «третьего глаза», шарила по чужим шкафам. — Да, я вижу. Я менялась и в могиле. Они сожгли мое тело, Симон и Циклоп. Лишь тогда Око Митры сочло мою плоть достаточно мертвой. Для Ока я выздоравливаю, набираюсь сил; я уже могу просыпаться, могу перекраивать Циклопа под себя. Я не хочу выздоравливать! Не такой ценой… Ты — его любовница?
Эльза отпрянула:
— Нет!
— Успокойся, девочка. Это не ревность. Он дорог тебе?
— Нет, — сердце билось, грозя сломать ребра. — Он — мой стыд. Он вернул мне рассудок. А я предала его ради другого. Ради подлеца и насильника по имени Амброз. Циклоп — мой стыд, и я не оставлю его.
— Амброз? Амброз Держидерево, королевский маг?!
— Вы знаете его?
— Думала, что знаю, — в глотке Циклопа каркнули вороны. Не сразу сивилла поняла, что это смех. — Говоришь, насильник? Он сильно изменился, наш Амброз. Пожалуй, он изменился не меньше моего. Впрочем, оставим. Я скоро засну, у нас мало времени. Ты запомнила мои слова? Про Ушедших, про Око Митры?
— Да.
— Расскажи обо мне Циклопу, когда он очнется. Пусть он поделится этим с Симоном Остихаросом. Есть мудрецы превыше Симона, но Симон — человек действия. Он что-нибудь придумает…
Речь загадочной женщины становилась все более внятной. Интонации обострились: ирония, напор, убедительность. Голос же дрожал все больше, как у больного лихорадкой. Стучали зубы, струйка слюны вытекла изо рта, застыв на побородке. Чувствовалось, что время гостьи на исходе.
— Запомни! Симон и Циклоп. Они должны…
Шея расслабилась. Голова упала назад, затылок с глухим стуком ударился о тряпье. «Мама…» — шепнул Циклоп голосом испуганного мальчика. И больше не произнес ни слова, пока Эльза сидела над ним, сжимая виски ладонями. Сивилле мерещилось, что Циклоп — призрак! — встает и идет к выходу из пещеры. С каждым шагом он превращается в женщину, для которой возродиться таким способом — горше второй смерти. Эльза боялась, что призрак Циклопа оставит пещеру, и возможное станет неизбежным.
Она зажмурилась, чтоб не видеть этого.
Глава восьмая
Драконы Вульма из Сегентарры
1.
— Вкусно?
Натан с надеждой заглядывал в лицо сивилле. Кулеш — вернее, кашу с горсткой сушеной моркови и лохмотьями солонины — он сготовил сам. Теперь изменнику не терпелось узнать мнение обожаемой госпожи Эльзы о своей стряпне. Интересоваться мнением Вульма парень опасался, и не без оснований. Вульм и так бурчал, что кулеш подгорел, а кое-кому надо руки засунуть в задницу.
— Что? — Эльза растерянно заморгала, возвращаясь мыслями из дальних далей. — Ой, я уже все съела. А еще осталось?
Сейчас, когда не требовалось никого спасать, тормошить и понукать, вести через пургу и гнать на скалы, Эльза — крыса и кошка — вновь превратилась в прежнюю сивиллу: застенчивую и скромную. Спросила добавки — и смутилась, потупила взгляд.
Натан просиял так, что чудилось: в пещере взошло солнце с улыбкой до ушей. Госпожа Эльза хочет еще. Может ли быть похвала лучше?!
— Осталось! Я наберу…
Парень сунулся к котелку, споткнулся и чуть не грохнулся в медленно угасавший костер. К потолку, навстречу кружащимся снежинкам, с треском взметнулся сноп искр. Костер вспыхнул ярче, блики пламени заиграли на «гребнях» и «бородах», украшавших свод. Блестящие от влаги сталактиты и сталагмиты полыхнули фейерверком. Пещера преобразилась, даря беглецам миг волшебства, недоступного для великих магов — и свет угас. Последними сверкнули клыки-аметисты в пасти каменного дракона. Вульм вздрогнул. Ему мерещилось эхо смеха, от которого кровь стыла в жилах. Нет, показалось. Тишина. Лишь журчит ручей у стены, да где-то капает вода. Должно быть, Вульм все-таки изменился в лице, и от сивиллы это не укрылось.
Один Натан ничего не заметил:
— Вот!
Изменник ухватил закопченный котелок за ручку, обжегся, зашипел от боли, но добычу не выпустил. Присел на корточки перед Эльзой, дуя на пальцы:
— Угощайтесь!
Говоря по правде, Натан оставил порцию кулеша для Циклопа. Очнется голодный, а тут — пожалуйста, горяченькое! Но отказать сивилле парень не мог. Лишь скосил здоровый глаз на сына Черной Вдовы, без движения лежащего на одеялах. Вроде, спит. Ну и славно. Иди знай, когда Циклоп придет в себя, а госпожа Эльза сейчас голодная. Очухается Циклоп, Натан ему свежего кулеша сварит… Не требовалось быть чародеем, чтобы прочесть мысли изменника. Эльза и Вульм переглянулись. В другое время они улыбнулись бы, но сейчас губы словно замерзли. Вульма, как он ни крепился, тревожил дракон на постаменте; сивиллу — мертвая магичка, говорившая устами Циклопа.
— Этот, — Вульм мотнул головой в сторону дракона. — Ты ничего не слышишь?
Эльза пожала плечами:
— Нет. А что я должна слышать?
— Он не смеется?
— Это камень, — сивилла говорила внятно и ласково, как с испуганным ребенком. — Камни не смеются.
— А золото? Рубины? Изумруды, Бел их сожри!
— Я никогда не слышала, чтобы они смеялись.
— Твое счастье… — Вульм сгорбился, втянул голову в плечи, превратившись в глубокого старика. — А я уверен, что этот каменный урод хохочет над нами!
«О боги! — похолодела сивилла. — Он повредился рассудком?»
— Смех. Тихий, издевательский смех. Неужели ты не слышишь?
— Здесь никто не смеется. Страж пещеры… Я доверяю ему. Этот камень на нашей стороне. В его пасти я нашла письмо от старшей сестры. Где лежат припасы, и вообще… Если кто и станет потешаться над нами, так только не он.
Вульм глядел на сивиллу с болезненным интересом. «Кто из нас сошел с ума? — ясно читалось на его лице. — Ты? Я? Мы оба?!»
— Наверное, ты права, — пробормотал он. — Я слышал этот смех перед смертью. С тех пор он преследует меня. Бывало, он умолкал надолго, но теперь…
«Смерть… смех…» — шуршанием палых листьев откликнулось эхо. «Что это? — подумала Эльза. — Разговор двух безумцев? Миг откровения? Человек говорит, что умирал. Я вижу, что он жив — сидит, хмурится, растирает больное колено…»
— Разве такое возможно? — спросила она. — Ты умер, и продолжаешь жить дальше?
Сегентаррец тихо застонал.
— Хорошо, не ты, — заторопилась Эльза. — Другой человек умер. Женщина. Ее тело сожгли. Но она все помнит, беспокоится, просит о помощи. Не призрак, не ходячий труп — боится, переживает…
Странная, хрупкая связь возникла между сивиллой и авантюристом. Превыше слов и смыслов, магии и власти, она поглотила обоих без остатка. Каждый говорил о своем. У каждого имелись собственные страхи и тревоги, воспоминания и надежды. И в то же время свое мало-помалу сплеталось в общее.
— Так бывает, — после долгого молчания отозвался Вульм. — Я умирал, и я снова жив. Поверь, я дорого заплатил за это…
