Индивидуум - Полина Граф
Я медленно обвел взглядом остальную поляну, холодея все сильнее. Теперь мне стала ясна причина тишины. Ничто другое не имело право на существование.
* * *
Полностью целым из этой битвы не вышел никто из протекторов. Мы с Фри едва стоять могли, на других вообще было страшно смотреть. Перепачканные кровью, с прожженной формой и сходящей мелкими кусками кожей. Легче всех, наверное, отделалась Сара. Фри, теперь как единственная из нас обладавшая базовыми навыками лекарства, перевязала ей правую руку, с открытыми ранами от плеча до локтя. Сара ни слова не выронила, отрешенно смотрела куда-то вдаль с виноватым видом. Рамону на ладью затащили без сознания. Как мне сказали, она сражалась до последнего и все это время заставляла эфир работать на полную. Я надеялся, что до страшного не дошло и ее воспоминания не начали выгорать. В любом случае, после такого реабилитация могла занять месяцы.
Стефан походил на кусок мяса, на нем едва можно было найти живое место. В щеке дыра размером с монету, все лицо в кровоточащих ссадинах, штанина на голени прогорела, там кожа сошла до мышц. В бою с Греем он лишился левой кисти и теперь сидел на полу, упершись спиной в борт, и с убитым видом потирал криво забинтованную культю.
И Дан. Подобно Саре, он до сих пор не проронил ни слова, даже не шипел от боли, когда Фри с трепетом обрабатывала самую худшую из его ран, забинтовывая половину лица, закрывая место, где когда-то был глаз. Одного он лишился, а второй полностью потух, словно душа внутри исчезла.
Именно он принес Ханну на ладью, укрыл ее своим мундиром, оставив на полу под стеклянным навесом. На ее светлых волосах бурыми сгустками запеклась кровь. От души Дана ничего не исходило, даже горя. Один пробирающий холод, кажущийся мне клубами сухого льда. Я даже подумать не мог о том, чтобы коснуться друга, увидеть его внутренний мир. То, что там сейчас происходило, было ужаснее всех случившихся наяву бед.
Ранорий взошел за нами, волоча связанного Грея. Теперь падший страдал, как и обычные люди. Те раны, что не успели зарасти во время Зеленого мора, Фри засыпала кометной пылью. Я бы хотел, чтобы мы бросили его подыхать с пробитым животом, и допускал, что у падшего имелось внутреннее кровотечение, которое всего-то нужно оставить без внимания. Но мы должны были притащить его в Соларум, показать остальным.
— Инквизиторов я вызвал зом назад, — хладно сообщил Ранорий, швыряя Грея на палубу так, что тот сильно приложился челюстью. От падения поднялись вихри пепла. — Они уже на пути сюда.
— Ты знал… — выдал я, с трудом отрываясь от скамьи. Мне показалось, что вместе с движением оторвалось и несколько жизненно важных органов. — С самого начала…
Он с невозмутимым видом глядел на меня сверху вниз.
— Ты был готов. — Я заставил себя выпрямиться перед ним. — Ты знал, что он окажется здесь, потому что мы притащим его за собой. Ты знал, что Грей оставит у себя один из осколков, а не бросит его где-нибудь, как путь к отступлению. И ты знал, что он откроет тот проход. Откуда?
— Потому что так должно было случиться, — ответил дэлар после недолгого молчания. — Мы свободны, но в хаосе переменных существуют константы. И это — одна из них.
— Ты…
— Вы спасли свою планету, приземленный. Отделались малой кровью.
— Еще не факт, что инквизиторы передумают.
— Передумают, — уверенно заявил Ранорий. — Я это гарантирую.
Он вызвался управлять ладьей, чтобы доставить нас в Соларум, — все-таки Рамона была не в состоянии. Услышав это, Стефан наконец пришел в себя.
— Дэлар? — возмутился он, вставая с титаническим трудом. Фри помогла ему. — В Соларуме? Это не…
— Меня пустят. — Ранорий повернулся к нам спиной. — Если хотите, чтобы все произошедшее здесь имело значение.
Дэлар было направился внутрь ладьи, но, проходя мимо тела Ханны, вдруг задержался. Он встал перед ней, рассматривая какое-то время, а после осторожно потянулся к голове протекторши, явно намереваясь опустить ткань с лица.
Откуда-то немедля выскочил Дан, схватил Ранория за шею и яростно впечатал в стену. В горло темного вдавился нож.
— Только посмей тронуть ее, и я тебе душу выгрызу.
— Ты не смог убить меня в прошлый раз, что изменится в этот? — спокойно поинтересовался Ранорий, даже не сопротивляясь.
Дан гневно оскалился, как животное, и выпалил:
— Почему ты пришел так поздно?! Тварь, если у тебя уже был план, если ты уже обо всем знал… — Он дышал часто и глубоко, задыхаясь от ненависти. Из пореза на шее дэлара побежала струйка золотой крови. — Ты бросил нас как пушечное мясо, ты позволил ей умереть!
Дан ждал ответа. Дэлар помедлил и сказал единственное, чего никто из нас не ожидал:
— Мне жаль.
Это произвело на Дана эффект взорвавшейся бомбы. Он изумленно попятился, плечи затряслись.
— Мне не нужна твоя жалость. Мне от тебя ничего не нужно, гребаный ты кусок дерьма!
Ранорий потер шею, бесстрастно поглядел на кровь, размазанную по черной перчатке.
— Ее душа достойна памяти. — Взгляд гадюкой скользнул к Дану. — А твоя?
Я и Стефан еле удержали друга, вновь бросившегося на Ранория со вскинутым ножом.
— Хватит! — воскликнул я, оттаскивая Дана. — Он единственный, кто знает, как удержать ту дрянь перед Сердцем Мира!
— Плевать на мир! — орал тот. — В Обливион всё! Всех вас!
В чувство нас привел хриплый смех Грея. Тот по-прежнему валялся на полу и наблюдал за нами. Правый глаз стал нормальным, второй все еще состоял из одних лишь радужек, напоминая зеленые пчелиные соты.
— Ты поздно это понял, — выдавил он. — Но я рад, что хоть кого-то смог убедить.
Вид у Дана был такой, словно он намерен бить ножом лицо Грея, пока голова не распадется кашей. Он в ярости бросился в его сторону, и мы снова стали оттаскивать его. В этот раз помогать пришлось даже Фри и Саре. Дан рвался, свирепо кричал и был невероятно силен в гневе. Мы, покалеченные, вчетвером пытались не дать другу дойти до страшного.
— Дан, прекрати! — крикнула Фри.
— Так он легко отделается, — выпалила Сара.
Стоило Дану перестать вырываться и чуть прийти в себя, как Стеф оставил друга и с ноги врезал падшему по челюсти. Тот откатился, проклиная всех нас и гогоча.
— Я не меньше тебя хочу ему кишки выпустить и повесить его на них же, — сказал Стефан, изо всех сил стараясь успокоить Волка, глядящего на падшего, как натравленная бойцовская собака. — Но
