Избранные циклы фантастических романов. Компиляция, Книги 1-17 (СИ) - Юрин Денис Юрьевич
– Вы ошиблись, милейший, я не посланник от вашего кредитора, – поставил точки над «i» моррон, кивком головы указав хозяину на стул. – Мне хотелось бы получить лишь некоторую информацию, за которую я готов хорошо заплатить.
– И о чем же вы хотите узнать? – медленно произнес хозяин, чьи глазки забегали, попеременно глядя то на лицо собеседника, то на горстку золотых на столе.
– А как вы сами думаете, о чем? – Штелер ненадолго потерял терпение и чуть было не перешел на крик, так ему надоели сплошные загадки вокруг. – О том, что происходит в городе! О том, что случилось с вашим заведением и что, черт возьми, вот это такое?! – Штелер указал пальцем в направлении осажденного особняка за окном. – Что там такое творится: учения городской стражи или отпевают кого-то?! А может, Его Светлость герцог Вендерфортский решил фамильный склеп на месте особняка баронского соорудить и на всякий случай землицу освящает?!
– Тише, милостивый государь, умоляю вас, тише, – прошептал хозяин, испуганно озираясь по сторонам, – за одни только речи такие….
– Говори, что в городе происходит?! – перешел на шепот моррон и крепко сжал ладонь аж взопревшего со страху хозяина.
– Ничего я вам не скажу, а коли с вопросами глупыми не уйметесь, так и за стражей пошлю. Вон она где, близко совсем, – проявил упорство собеседник и выдернул ладонь из-под руки моррона. – Пейте ваше вино, и не забудьте за него расплатиться!
Штелер недооценил прыткость толстячка. Не успел моррон и опомниться, как собеседник уже удалился на несколько шагов от стола и быстро перебирал коротенькими, немного косолапыми ножками в сторону кухни. Несколько секунд посетитель провел в раздумье, стоит ли ему последовать за хозяином на кухню и там продолжить разговор, ведь с кастрюлей горячего соуса на голове люди куда сговорчивее, или все же не связываться с перенервничавшим толстячком.
Неизвестно, к какому решению пришел бы моррон, но буквально через секунду это уже не имело значения, поскольку произошло событие, в корне изменившее ситуацию и заставившее удивиться даже повидавшего многое на своем веку барона. Не успел толстяк скрыться за спасительной дверью кухни, как в зал вбежал запыхавшийся, раскрасневшийся слуга и, брызгая слюной во все стороны, в том числе и в тарелки посетителей, прокричал: «Хозяин, он… он идет!»
Довольно странное заявление сразу поделило присутствующих на две группы. Только что приехавшие в Вендерфорт господа оторвались от тарелок и удивленно уставились на сошедшего с ума прислужника. А завсегдатаи заведения быстро повскакивали с мест, запачкав при этом воротнички едой, и бросились врассыпную. В возникшей толчее и сумятице некоторые даже пытались, позабыв о приличиях и собственном достоинстве, ретироваться в окно. Однако они опоздали. Никто не успел покинуть зал, как дверь открылась и на пороге появился ОН.
Штелеру было чрезвычайно интересно увидеть того, чье приближение вызвало такой переполох. Он наделся узреть влиятельного вельможу, одного лишь кивка головы которого хватило бы, чтобы стража бросила всех присутствующих в темницу; задиристого наемника – грозу заведений подобного рода; на худой конец, прославленного убийцу, одного из тех мастеров меча и кинжала, о которых идет дурная молва и которые так предусмотрительны и хитры, что хоть все и знают об их преступлениях, но не могут отправить за решетку. На всякий случай моррон убрал правую руку под стол и положил ладонь на рукоять меча. В этот миг он очень пожалел, что до того, как отправиться на прогулку в эту часть города, не посетил лавку хорошего оружейника и не обзавелся достойным клинком.
Однако эта мера предосторожности оказалась излишней, ведь порог переступила не грозная личность, одним только видом внушавшая трепетный страх. В зал вошел бледный, как сама смерть, худой музыкант, с ног до головы закутанный в серый плащ и прижавший обеими руками к груди старенький, обшарпанный скрипичный футляр. Не обращая внимания на выкрики и хаотические перемещения по залу присутствующих, болезненный с виду юноша медленно прошествовал к сцене и, не снимая плаща, стал доставать свой инструмент.
– Прошу тебя, умоляю, ну, только не сегодня! – взмолился хозяин заведения, упав перед музыкантом на колени. – У меня дела едва-едва пошли на лад!
Юноша остался глух к уговорам толстячка, не обращал он внимания и на выкрики из зала. Одни молили его, другие осыпали проклятиями, но вот что удивительно, никто из тех, кто до появления музыканта пытался поспешно ретироваться, теперь не осмеливался покинуть заведение. Они обреченно расселись по своим местам, некоторые из них даже заплакали, в отчаянии обхватив голову руками. Парочка приезжих, для которых это зрелище было в новинку, собирались покинуть зал, но и другие гости, и слуги во главе с хозяином кинулись их уговаривать остаться.
– Сейчас нельзя, останьтесь, господа, а то еще хуже будет! – донеслась до моррона мольба трясущегося от страха и плачущего хозяина.
Хотя Штелеру было и противно смотреть на компанию глупцов, боявшихся непонятно чего, однако любопытство взяло верх, и он остался сидеть, желая досмотреть и дослушать концерт абсурда до конца. «Как знать? Быть может, этот бледный немощный юноша как-то связан с тем бардаком, что творится около моего дома?» – подумал барон, скрестив на груди руки и без особого восхищения слушая первые скрипучие звуки какой-то нудной мелодии, выдавливающей слезу жалости к страдавшему от не очень умелых движений смычка инструменту.
Юноша играл, хотя до того, как выходить на публику, ему не мешало бы попрактиковаться в каком-нибудь укромном уголке или в доме, где живут глухие. Одна музыкальная фраза была фальшивей другой, однако посетители почему-то слушали раздражающие слух ляпы затаив дыхание. Но вот смычок перестал терзать струны и медленно опустился. Начинающий музыкант обвел зал отрешенным мутным взором и заговорил.
– Ты, – сказал, словно выплюнул, юноша и ткнул смычком в сторону одного из гостей, – ты присвоил земли соседа, ты должен вернуть их, иначе твоя старшая дочь умрет…
Он вынес этот приговор и снова заиграл. Несмотря на полнейшую абсурдность заявления, вельможа, которому были адресованы слова музыканта, воспринял их всерьез. Его руки сжались в кулаки, а на глазах появились слезы.
Через пару движений смычком музыкальный пророк вновь замолк, а затем обратился к упитанному господину, прячущемуся за спиной своего соседа.
– Ты, Фэрдик ванг Граберг! Ты украл из казны пятьсот золотых… Даю тебе три дня, вернешь тысячу! – голосом, не терпящим пререканий, важно изрек юноша и вновь заиграл.
«Он просто сумасшедший проповедник, безумствующий мошенник, а эти дураки слушают разинув рты и верят каждому слову, – подумал моррон, вставая с места и направляясь к выходу. – А я-то, дурак, надеялся что-нибудь стоящее услышать…. Вот уж, действительно, нет конца и края людской глупости…»
– Ты! – резко выкрикнул музыкант, когда моррон проходил мимо, и, для того чтобы привлечь внимание покидающего зал неблагодарного слушателя, ткнул его смычком, чуть не попав Штелеру в ухо. – Ты скрываешься, ты трусливо прячешься под чужой личиной, вместо того чтобы встретиться с врагами лицом к лицу и восстановить свое честное имя! Ты безвольный слизняк, которому и меч-то не нужен! На тебя возлагали большие надежды, а ты бросил друзей и общее дело, позорно сбежал из колонии, когда тебя отвергла какая-то гулящая девка! Ты, барон Аугуст ванг…
До тех пор, пока юный безумец не стал говорить о нем, Штелер не воспринимал его слова всерьез. Любой землевладелец мечтает наложить лапу на земли соседа, некоторым даже это удается… Любой чиновник, достигший значимого поста, тащит из казны… Так можно ткнуть пальцем в каждого и не ошибиться. Однако юноша не мог знать, что Штелер прибыл из колонии, да и про то, что он пребывал в Вендерфорте инкогнито, на лбу у него не было написано. Моррон поверил музицирующему пророку и при иных обстоятельствах, наверное, вернулся бы на место и дослушал его речь. Однако Штелер не мог допустить прилюдного разоблачения, ведь юноша уже почти до конца договорил его имя… К тому же барон не на шутку разозлился: никто, никто на свете не имел права называть растоптавшую его сердце Лору гулящей девкой, хотя, по чести признаться, именно ею она и являлась. Он и только он мог осыпать имя бывшей возлюбленной оскорблениями, и то лишь про себя; Штелер никогда бы не отважился произнести вслух и половины эпитетов, которыми он щедро одаривал в мыслях так безжалостно поступившую с ним женщину.
