Кровь Севера - Александр Владимирович Мазин
Потому что мы оказались в монастырской тюрьме.
Слуги Божьи не должны так обращаться с людьми. А если они творят подобное, то приход викингов вполне можно рассматривать как кару Господню.
Те, кто гнил здесь, не совершили ничего против Бога. Чтобы оказаться в этом зловонном подземелье, было достаточно украсть краюху черствого хлеба. Или оттолкнуть кого-то из святых отцов. Или не вернуть долг. Таких публично калечили и бросали умирать в крысиные клетки – в назидание другим должникам.
Всё это шепотом поведал мне Вихорёк, пока мы шли меж вонючих нор, сопровождаемые проклятиями и безумным хохотом. Однако я уверен: знай здешние сидельцы, кто мы такие, – нам воздавали бы хвалу. Месть свершилась.
Но не до конца.
– Т-ш-ш! – Тьёрви ухватил брата-казначея за шею, останавливая.
Безупречный слух викинга и сейчас не подвел.
Впереди были люди. Мы тихонько подобрались поближе.
Точно. В широком и низком подземном зале тусовалась целая толпа. Вернее, не тусовалась, а работала.
Кипучая деятельность при свете факелов.
Человек тридцать что-то активно перетаскивали.
– Кто это? – шепотом поинтересовался Тьёрви у нашего трясущегося проводника.
– На-настоятель… З-золото… – Зубы казначея клацнули.
– Мышка решила обмануть кошку, – процедил хёвдинг. – Главного жреца – живьем. Он денег стоит.
Я не успел спросить, как отличить настоятеля от прочих. Тьёрви и его орлы уже кинулись в бой. Правда, перед броском хёвдинг не забыл приголубить пленника по бритому кумполу.
– Будь здесь! – велел я Вихорьку, перепрыгнул через обмякшую тушку монаха и поспешил за соратниками.
Нас ждали. Дюжина франков в кожано-бляшечных бронях явно из числа монастырской стражи. А я-то думал, что все они пали, защищая храм.
И епископ тоже хорош! Бросил умирать своих подопечных и смылся.
Франки встретили нас слаженным строем… Который Тьёрви и его парни проломили, даже не сбавив хода.
Я чуть замешкался, потому что уцелевшие после контакта с моими друзьями франки (примерно половина) решительно набросились на меня.
Зря они это сделали. В темноте они ни черта не видели, и большая часть ударов досталась их же приятелям. А вот мой Вдоводел действовал безошибочно. Я проскочил через сбившийся строй, оставив моих противников выяснять отношения исключительно между собой, и, вырвавшись на оперативный простор, принялся рубить всё, что двигалось. Вернее, всё, что двигалось недостаточно быстро, ведь по ней, родимой, по скорости, я даже в полумраке безошибочно распознавал своих.
Настоятеля взяли живьем. Ему и еще парочке монастырских иерархов хватило ума забиться в угол, когда стало ясно, что выход (равно как и вход) из сокровищницы надежно перекрыт скандинавским железом.
Вот так жадность губит служителей культа. Дернули бы они сразу наутек – оказались бы на свободе. За алтарем прятался не единственный вход в подземелья. Еще два вели к конюшне и прямо в келью настоятеля. А самый длинный коридор выводил вообще за пределы монастыря. К речке. А там беглецов уже поджидала спрятанная в зарослях парусная лодка. И ни одного нормана поблизости!
Но нет, епископ сотоварищи решил прихватить с собой монастырские ценности. И сам стал ценностью. Ярлы назначили за него выкуп в три кило серебра.
Очень скромная цена, учитывая какую добычу мы взяли.
– Теперь можно и домой, – заявил довольный Стюрмир, сменивший плащ на облачение священнослужителя, весившее никак не меньше доброго панциря – столько на нем было золотой и серебряной канители.
На мой вопрос: не боится ли он гнева Христа за то, что облачился не по чину, Стюрмир только рукой махнул:
– Вот кабы это нашего жреца плащик был – я бы еще подумал, а это пустое. Ты ж видал, Ульф, сам Белый Христос в рубище ходил, а похоронен и вовсе в набедренной повязке.
– Зато Он воскрес! – напомнил я.
– Эко диво! – воскликнул Стюрмир. – Я тоже воскресну в чертогах Одина, если умру как полагается. А жрецы эти здешние, кабы ходили в рубище, как ихний Христос, так мы бы их и не тронули. Вон как того, в городке. На кой они нам нужны, нищие? А они обряжаются так, как у нас не всякому конунгу по доходам, едят на злате и серебре и думают, что их бог в рубище за них вступится. Да скорее голодный волк вступится за жирную свинью, чем этот тощий Христос – за кабана-жреца, с которого я этот плащ снял!
Вот так поэтично и образно ответил мне не искушенный в богословии простой датский викинг.
И возразить мне было нечего.
* * *
Потом был пир. То есть сначала на территории «прибрались», лужи крови засыпали песком и сверху набросали соломки. Для приятного запаха. В трапезной (или ее аналоге) монастыря и на подворье накрыли столы. Богато накрыли. В монастырских погребах яств хватало не то что на одну тысячу – на десять.
Мне выделили место среди воинской элиты. В мою честь даже сказали тост. Хрёрек-ярл порадовал. Напомнил почтенной публике, кому мы обязаны обнаружением той здоровенной кучи сокровищ, которая громоздится на почетном месте посреди зала. Кто указал на казначея? Мой трэль. А за все действия трэля несет ответственность его хозяин. Так что ему и бонусы. Или штрафы. В зависимости от содеянного трэлем.
Главной дележки еще не было. Сначала планировалось похоронить павших и отметить это дело как положено.
Костер сложили – высотой метра три. Не столько из необходимости (с нашей стороны потери были ничтожные), но – почтить героев. А зачем скромничать, если дров в монастыре хватит на двадцать таких костров? Цели прославления послужили и пленники, коих тоже уложили на костер. Пленникам повезло. Уж не знаю почему, но сжигать их живьем не стали. Сначала прирезали.
Достойно получилось. Огонь поднялся выше монастырских стен.
Я при сем не присутствовал. Вместе со Скиди и Вихорьком мы спустились в монастырскую тюрьму и открыли все тамошние жуткие норы. Открыли и ушли. Дальше – сами. Дорога к реке свободна. Я отдавал себе отчет в том, что половина узников уже не способна передвигаться, но я сделал, что мог. Чисто по-человечески. А благотворительность – не моя добродетель. Скиди я соврал, что дал обет. Дал и исполнил. Обет – это скандинаву понятно. И другим, если спросят, отвечу так же. Тем более финансового ущерба я никому не нанес. Кому нужны эти малохольные, если и здоровых трэлей некуда девать. Полная монастырская конюшня «живого имущества».
Хотя в конюшне были не все. Пяток «элитных»
