Мы остаёмся жить - Извас Фрай
– О, граждане Рима! Вы знаете меня, как добропорядочного гражданина – Флавия Тиберия Перна – и среди собравшихся здесь я вижу много знакомых лиц, каждому из которых есть чего доброго вспомнить обо мне.
Я старался стоять в это время в стороне – пытался скрыть своё лицо от голодных глаз толпы, соскучившейся по подобным зрелищам. Безумцы, вещавшие с трибун – им уже надоели. А вот человек, которые ещё не до конца сошел с ума – для римских улиц это было редким развлечением.
– Что каждый из вас, добрых граждан, слышал о моём сыне – Аппие Примуле? Те немногие, кто знал его – вряд ли вспомнил что-нибудь приятное о нём. Он и правда был странным. Он отвернулся от самого дорогого для каждого из нас – от своей семьи. Он не хотел видеть даже меня – своего родного, уважаемого отца. Я долго не мог понять: что же происходило с ним всё это время; и долго считал, что мой любимый первенец – умалишенный. Но, Господь Всемогущий, как же я был неправ! Правда, о граждане, в том, что мой сын – бесследно исчез. Он оставил стены Рима, оставив после себя лишь записку, прочитав которую – слёзы застывают на глазах. Мой сын – никогда не был сумасшедшим; и умалишенным – никогда – мой бедный мальчик. Мой сын – неверное, один из последних благородных римлян – сам, один отправился на север, в страну варваров, чтобы искупить все наши грехи. Ведь мы, римляне – забыли о том, что значит быть сыновьями Марса! Где храбрые легионеры, способные сразиться с врагами Рима?! Все они – в борделях со шлюхами. Мой сын, в котором я столько лет сомневался – всегда был достоин моей любви и гордости – я был слеп всё время, что не замечал его. И теперь, я понял, что должен исправить свою ошибку. Я отправляюсь на север – к варварам – чтобы найти своего сына – извиниться перед ним за всё и вернуть его домой, обратно в Рим. Ведь наш город – переживёт самые тёмные времена – всегда, пока стоит наша вера в него. Варвары могут ворваться на наши улицы и в наши дома. Но чего им никогда не удастся – так это завоевать сердца отважных – и сломить непокорный римский дух.
На этой ноте, Флавий Тиберий закончил свою речь. И после нескольких секунд натянутого как тетива молчания, толпа выстрелила в него бурными аплодисментами.
Очень немногие на самом деле поняли, о чём говорил Флавий Тиберий. Для оратора он выражался слишком загадочно и обращался больше к самому себе, чем к остальным. Те, кому было понятно – хлопали тише всех.
Большинство собравшихся здесь аплодировали сами себе, потому что верили: именно они вызвали ту бурю эмоций, которую Флавий Тиберий на них только что излил.
Это – был тот самый век безумия, о котором так интересно говорить: люди, напуганные до смерти, вконец разочарованные в будущем – радуются всему подряд, чтобы просто не сойти с ума. Если бы Флавий Тиберий просто гавкал как собака и кудахтал как птица – он бы вызвал не меньше возгласов ликования. Это был век людей, утративших голову от скуки и страха, разбавленных в рутине; впрочем, век, который немногим отличался от всех последующих.
Но Флавий Тиберий этого не знал. Он считал себя настоящим талантливым актёром и великим оратором. В тот миг и ему, и мне – нам обоим стало ясно, как зарождался знаменитый греческий театр, давший основу римскому. Всё было просто: кто-то решил обратиться к толпе и не заметил, как диалог стал монологом, а монолог – речью; а речь превратилась в выступление актёра. И в каждом слове – столько эмоций. Я всегда знал, что театр – самый гуманный вид искусства. Люди должны как можно больше говорить друг с другом – пусть они делают это весь день и всю ночь.
Каждое слово – это театр.
Но оставаясь здесь и продолжая махать рукой публике – рискуешь сойти с ума. Не стоит забывать: каждый театр существует лишь для одного себя. И поэтому, как только он кончится – следует как можно быстрее сбегать оттуда. И чем дальше – тем лучше.
Схватив Флавия Тиберия за локоть, я оттащил его в сторону, попутно сбрасывая с него маску лицемерия и тщеславия.
– Нет, это была плохая идея, – сказал я.
– Как и все твои идеи, дружище. Но закончилось всё даже очень неплохо.
– О чём ты вообще думал?!
– Только о своём сыне, конечно же. И немного о себе. Только об этих двух вещах я и могу думать теперь.
Мы шли сквозь улицы и площади. И мне в голову пришла ещё одна идея.
– Кажется, у меня есть план.
Такой же, как и все мои остальные – мысленно следовало бы добавить про себя.
– Форум.
– Что?!
– Вино. Море вина. Оно нам поможет.
– Даже не представляю, о чём ты. Но мне уже нравится. Я согласен.
Век людей, купающихся в вине.
Римский Форум – особое место; власть императора здесь исчезает. Людей сидящих и лежащих – куда больше здесь, чем стоящих. Принадлежит здесь всё совсем другим людям, чем во внешнем мире. И бог здесь один – вино.
Торговцы кричат со всех углов, стоит только появиться покупателю. Повсюду шныряли мелкие воришки, в надежде подцепить кого-нибудь на свой крючок. От такого количества праздных и пьяных людей – глаза разбегаются в сторону. Уже много лет я не был на Форуме; и ещё больше не видел его настолько забитым людьми.
Когда люди день и ночь живут в постоянном страхе, но всё плохое, что могло произойти с ними – всё не настаёт – пьяная улыбка почти никогда не сходит у них с лица.
Не прошло и нескольких минут, как Флавий Тиберий заразился духом вечного праздника в вечном городе.
– Хэй, – кричал он, будто стал моложе на сорок лет, – хэй, хэй, хэй!
Я снова подумал о том, что
