Дункан Мак-Грегор - Битва бессмертных
В кухне печально визжал хозяин, приходя в страшное уныние от одной мысли об убытках; слуга — единственный в этом убогом заведении — сидел в углу и наблюдал за ходом сражения, видимо не решив еще, чью сторону ему принять.
Шаман продвигался к Конану. Он оказался неплохим бойцом: вокруг него грудами лежали поверженные противники и громко стенали то ли от боли, то ли от огорчения. Его платье было сплошь покрыто пятнами крови, но чужой. Темные глаза парня оставались по-прежнему спокойны, даже бесстрастны, словно он не бился с чернью, желавшей разорвать его на куски, а разбирал письмена на древнем пергаменте. Вот он сделал рывок по направлению к киммерийцу, потом сразу еще один.
Конан, не столько видя, сколько ощущая его поддержку, тоже рванулся вперед, смазав длинными черными прядями своими по глазам врагов и метнув брыкающегося в его железных руках крестьянина в кучу, разделявшую его и шамана. Еще миг — и они оказались в двух шагах друг от друга.
— К выходу! — рявкнул варвар больше Кумбару, чем шаману.
В тесном пространстве зала он не надеялся одержать победу. Здесь он не мог достать меч, опасаясь задеть обоих своих союзников, и активного и пассивного, да и понимал, что в рукопашном бою меч был бы лишь помехой, а не подмогой. Поэтому он продвигался к двери, следя за тем, чтоб одуревший от страха царедворец сумел пройти ему за спину — путь для него был уже расчищен.
На ватных ногах Кумбар проковылял по залу, брезгливо обходя побитых посетителей, повернул за варвара и попытался юркнуть в проем двери, но застрял там намертво. Выругавшись, Конан с силой пнул старого приятеля в бедро, так что тот вылетел на улицу и кубарем покатился к противоположной стороне.
— Уходи! — крикнул он шаману, отшвыривая очередного нападающего.
Парень кивнул и быстро выскочил за дверь.
Теперь киммериец мог действовать во всю свою мощь. Схватив лавку, он закрылся ею и бросился на плотно сомкнутый ряд противников, повалив их всех на грязный, заплеванный и забрызганный кровью пол. После этого маневра он отскочил назад, выхватил меч — сейчас расстояние между ним и чернью было достаточно велико для работы оружием — и взмахнул им…
Первая же слетевшая с плеч голова заставила остальных отшатнуться в священном ужасе. Ни один из них наверняка никогда не держал в руках не то что меча, НО даже копья или лука, они медленно отступали, спотыкаясь и падая, потом снова поднимаясь и снова отходя назад.
Бой был окончен. Варвар наклонился, вытер лезвие о полу куртки обезглавленного тела. Никто из оставшегося десятка и не подумал продолжить драку, так что Кони и спокойно повернулся к ним спиной и, оставляя за собой полную тишину, изредка прерываемую стонами раненых, вышел на улицу.
Шаман, прислонившись к стене, ждал его. Ростом он был невысок — чуть выше Конанова плеча, — но гибок и строен. Возраст его определить оказалось трудно, даже при ближайшем рассмотрении, ибо, несмотря на гладкую нежную кожу, глубокая продольная морщина уже прорезала чистый лоб, а под глазами набухли мешки. И все же ему вряд ли было больше тридцати.
При виде своего заступника парень улыбнулся, сделал шаг навстречу.
— Парминагал, — представился он голосом негромким, но звучным и глубоким.
— Конан, — буркнул в ответ варвар. — Из Киммерии.
— Не приходилось бывать. Но, думаю, в Киммерии умеют воспитывать настоящих воинов.
— Брахид или хамвид? — вопросил Конан, не реагируя на лесть.
В темных глазах шамана мелькнуло удивление: он явно не предполагал, что его принадлежность к высшей касте шаманов так легко определить.
— Брахид, — тем не менее ответил он. — Ты был в Кешане или Зембабве?
— В Пунте, — уточнил киммериец.
— Ну наконец-то! — пыхтя, к ним вразвалку приближался сайгад. — О, варвар, как ты обеспокоил меня!
— Пшел! — Конан вскочил на вороного и показал шаману на кобылку Кумбара, — Садись!
— У меня есть лошадь, — вежливо отказался тот. — Здесь, за углом. Если позволишь, я возьму ее, а потом покажу тебе и твоему другу место, где можно спокойно переночевать.
Сайгад притворным кашлем скрыл облегченный вздох, начал торопливо карабкаться на свою буланую.
— Клянусь Кромом, неплохая идея, — повеселел варвар, по обращая внимания на умильные взоры старого солдата. — Если б там еще нашлось вино покрепче, чтобы залить мои царапины…
— Найдется, — Парминагал внимательно посмотрел на его пропитанную кровью тунику. — И ты его выпьешь. А царапины подлечу я.
Услышав это обещание, Конан довольно ухмыльнулся: вторая драка за день — это слишком даже для него. К тому же раны, кои он так небрежно назвал царапинами, нестерпимо болели. Исполосованные разбойничьими кинжалами спина и руки, синяки и порезы от схватки в таверне горели как в огне, и киммерийцу стоило немалого труда спокойно сидеть в седле и ждать, когда шаман сходит за своей лошадью.
Но тот вернулся быстро. Его серая в яблоках кобыла, ценою, наверное, вдвое выше, чем вороной Конана и буланая Кумбара вместе взятые, гарцевала под ним на длинных тонких ногах, словно разминаясь перед предстоящей гонкой. Махнув рукой Конану, Парминагал направил ее в ближайший переулок, и спустя несколько мгновений все трое уже ехали цепочкой меж двух рядов низких каменных домов, что стояли не более чем в Десяти шагах друг от друга. Из переулка спутники повернули на широкую улицу, а с нее — снова в переулок, где и находилось то самое, обещанное шаманом место.
— Берут недорого, — сообщил Парминагал, легко соска кивая с лошади. — И народ спокойный — все больше проезжие.
— Так это постоялый двор? — подобострастная улыбка не сходила с уст Кумбара.
— Обычный кабак, — Шаман повернулся к Конану, который привязывал своего вороного под символическим навесом, сколоченным из дырявых досок. — Но комнаты приличные.
— Наплевать на комнаты, — буркнул варвар, — Вина хочу.
— Будет и вино.
Он похлопал по холке свою серую в яблоках и по-хозяйски распахнул дверь. Сайгад суетливо задергался у входа, пропуская вперед Конана, а потом и нового знакомца. В душе он безумно страдал, подозревая, что варвар теперь, после такого позора, прогонит его прочь, что было бы только справедливо, и уже готовил ответное выступление, обильно украшенное тонкой лестью и клятвами в дальнейшем вести себя более мужественно. Но пока Конан молчал и лишь отворачивал взгляд от старого приятеля, будто стыдясь его перед таким отважным человеком, как этот невесть откуда взявшийся на их головы Парминагал.
Обстановка внутри кабака несколько успокоила расшатанные нервы Кумбара. Здесь оказалось тихо, тепло и уютно. Довольно большой зал разделялся на шесть одинаковых квадратов, каждый из которых был обставлен почти по-королевски: низкие круглые столы, удобные глубокие кресла, серебряные кадильницы, благоухающие чудесными ароматами, и — в качестве подарка дорогим гостям огромные бутыли с заключенным в них вином цвета пурпура. Бутыли выдавали у входа в зал слуги в белых передниках.
