Роберт Говард - Знак Огня
— И что — ни один из вас не был среди тех, кто расплатился за свое невежество, напав на меня в Ущелье Призраков этой ночью?
— А мы что — ранены? Хромаем? Истекаем кровью? Валимся с ног от слабости и усталости? Нет, видит Аллах, нам повезло, что мы не воевали с Аль-Бораком.
— Так не повторяйте же роковую ошибку тех безумцев, одни из которых уже мертвы, а со спин тех, кто еще жив, в скором времени будут нарезаны кожаные ремни… Ну так что — отведете вы меня к своему правителю или плюнете ему в бороду, осмелившись нарушить его приказ?
— Аллах все видит! — воскликнул высокий курд. — Мы никаких приказов не получали. Нет, Аль-Борак, твое сердце полно лжи и обмана, как сердце змеи. Там, где ты появляешься, льется кровь, обнажаются мечи и погибают люди. Но если ты солгал на этот раз — тебе не удастся уйти от возмездия, и я с радостью стану свидетелем твоей смерти. Если же ты говоришь правду — тогда у нашего правителя не будет к нам никаких претензий. Отдай нам винтовку и клинок, и мы отведем тебя во дворец.
Гордон молча отдал стражникам оружие, отметив про себя, что они не решились потребовать у него выдать им пистолет, который он носил в кобуре под левой рукой.
Тем временем высокий курд, являвшийся, несомненно, старшим среди часовых, поднял с земли винтовку, которую, падая, уронил молодой парень. Тот все еще лежал на земле, жалобно постанывая, но был быстро приведен в вертикальное положение основательным пинком командира. Сунув парню винтовку в руки, он грозным голосом приказал ему стеречь лестницу так, словно от этого зависела вся его жизнь. Подкрепив устное распоряжение еще одним пинком и увесистой затрещиной, командир повернулся к остальным стражникам и стал гортанным голосом отдавать короткие приказы.
Гордон знал, что, как только кольцо часовых сомкнётся вокруг него, их руки потянутся к кинжалам, чтобы вонзить клинки ему в спину. Но в то же время американец чувствовал, что семена страха и неуверенности уже посеяны им в их примитивном разуме, и был уверен, что они теперь не осмелятся его убить. Шагая в центре строя конвоиров, он вышел из-за прикрывавших лестницу камней и направился к городу по широкой дороге, которая некогда была вымощена каменными плитами, неплохо сохранившимися до наших дней.
— Езиды вернулись в город незадолго до рассвета? — словно невзначай спросил Гордон, прикинув, насколько оторвались от него преследователи.
— Да, — последовал краткий ответ.
— Конечно, быстро идти они не могли, — произнес Гордон, словно обращаясь к самому себе. — Среди них были раненые, некоторые — наверняка тяжело. Да и тот сикх, которого они взяли в плен, должно быть, изо всех сил упирался. Им наверняка пришлось связать его по рукам и ногам и нести на себе.
Один из конвоиров повернул голову и начал говорить:
— Ну, этот сикх…
Резкий окрик: «Молчать!» — оборвал его фразу. Командир подозрительно поглядел на Гордона и грозно объявил своим подчиненным:
— Кто еще хоть слово скажет — голову оторву! На вопросы Аль-Борака не отвечать. Вопросов ему не задавать. Если он будет оскорблять нас, провоцировать или смеяться — молчать! Вы даже не представляете себе, что это за хитрая змея. Если мы начнем с ним говорить, он нам заморочит голову и заколдует нас так, что ему удастся смыться раньше, чем мы доведем его до Шализара.
Итак, этот таинственный город назывался Шализар. Гордон смутно припомнил, что ему встречалось это название в какой-то книге по истории Средневековья.
— Почему же вы мне не верите? — изобразил он искреннее удивление. — Разве я не пришел к вам открыто, не угрожая оружием?
— Как же! Видел я, как ты пришел безоружным к туркам Битлиса, но, когда ты опустил поднятые в знак приветствия руки, улицы Битлиса залила кровь, а головы битлисских правителей оказались приторочены к седлам твоих всадников. Нет, Аль-Борак, я тебя знаю с давних времен — с тех пор, как ты вел свою банду изгоев через холмы Курдистана. Я сражался вместе с тобой против турок, затем в политике что-то переменилось, и оказалось, что я воюю с турками против тебя. Я знаю, что не могу состязаться с тобой в силе, ловкости, меткости и сметливости. В таком случае мне лучше держать язык за зубами, что я и сделаю. И не пытайся заманить меня в ловушку хитрыми речами, потому что я буду молчать. Мое дело — отвести тебя к правителю Шализара, и пусть он сам разбирается с тобой. А как — не мое дело. Я нем и безучастен, как лошадь, которой нет дела до того, кто сидит в седле на ее спине — король или неприкасаемый. И отвечаю я только за то, чтобы ты предстал перед моим повелителем. А до этого не собираюсь с тобой говорить, и если кто-нибудь из моих людей захочет пообщаться с тобой, я разобью его тупую башку прикладом своей винтовки.
— Слушай, а ведь я тебя помню, — сказал Гордон. — Точно-точно… Ты — Юсуф ибн Сулейман, и ты был неплохим воином.
Худое, морщинистое лицо курда посветлело при этих словах, он захотел что-то сказать… но взял себя в руки, сорвал злобу, прикрикнув на одного из своих подчиненных, который не выказал ему ни единого намека на обиду или недовольство, и зашагал впереди конвоя, гордо подняв голову.
Гордон тоже не плелся, а шел бодро и довольно быстро, заставляя своих конвоиров приноравливаться к его шагу. И вообще он выглядел скорее как человек, шествующий в окружении почетного эскорта, а не как конвоируемый пленник. Это настроение мало-помалу передалось и курдам, так что, когда процессия подошла к городу, они подровняли строй, винтовки переложили на плечо и даже держали почтительный интервал между Аль-Бораком и своей маленькой колонной.
Приближаясь к городу, Гордон внимательно разглядывал все, что попадалось ему на глаза. Так ему удалось разгадать секрет садов и парков. Плодородная почва — несомненно, принесенная откуда-то из других мест — была помещена в многочисленные углубления и понижения рельефа плато. Орошались посадки при помощи развитой системы каналов, узких и глубоких, что обеспечивало минимальные потери на испарение. Источником воды служил, по всей видимости, какой-то неиссякаемый ключ или полноводный колодец, вокруг которого, вероятно, и строился город. Плато, окруженное со всех сторон высокими хребтами, видимо, обладало особым микроклиматом, более мягким, чем в других уголках этого сурового края, и привычная к жестким условиям растительность здесь росла и расцветала в полную силу.
Сады располагались в основном в восточной и западной частях города. На подходе к Шализару слева от дороги был большой фруктовый сад, справа — сад поменьше. Невысокие каменные заборы отделяли их от дороги. Гордон не мог предвидеть, какую кровавую роль предстоит сыграть и фруктовому саду. Большой сад заканчивался, не доходя нескольких десятков ярдов до границы городского квартала. Маленький, наоборот, упирался ветвями последних деревьев в крайний трехэтажный каменный дом. Еще немного — и конвой вошел в город: ровные ряды домов с плоскими крышами выстроились вдоль широкой мощеной улицы, за каждым из них виднелись кроны садовых деревьев.