Крылья - Мария Валентиновна Герус
– Никак невозможно. До крыльев нам не добраться, пока сам не покажет. Да вы не тревожьтесь. Мои порошочки надежные. День-два у меня поживет – сам уходить не захочет.
– М-да. Любопытно, с чего это он вдруг повалился?
– Кто ж его знает. Может, болен, а может, чего-то здесь в крепи ему не по нраву пришлось.
Варка открыл глаза. Увидел красные отблески на низком каменном своде. Среди отблесков метались две тени: одна мужская, остроносая, длинная, другая, в платке, вроде женская.
– Хороший сын у старшего крайна. Есть чем гордиться, – пробормотал князь Филипп, – вот теперь, господин Лунь, я готов заключить договор. На наших условиях. В цене сойдемся.
Варка похолодел, торопливо смежил ресницы. Перед глазами как наяву возник бледный господин Лунь, выслушивающий свеженькую новость. Снова сын Гройского, проклятие всей его жизни, сотворил нечто, за что придется крупно поплатиться всем. Вот угораздило! Добро творить потянуло. За добро-то больнее всего и бьют.
Кто-то подошел, шаркая по каменному полу, постоял над ним, хмыкнул и удалился. Варка осторожно скосил глаза. Увидел пылающую жаровню и сухую старушечью руку, которая, слегка шевеля пальцами, сыпала в огонь легкие светлые крупинки. Крупинки вспыхивали, шипели, пахли приятно.
– Очнулся, милый? Захворал ты. Прямо посреди двора сомлел. Да ты не тревожься, никто тебя тут не обидит. Присмотрим пока за тобой, а к твоим уж послано.
Варка застонал, старательно прикидываясь смертельно больным.
– Да ты поспи, поспи. Все будет хорошо, все пройдет.
В том, что все будет как-то особенно хорошо, Варка сильно сомневался, но на всякий случай послал в темноту слабое подобие своей лучшей улыбки. В награду сухая костлявая лапка игриво потрепала его по щеке.
– Хорошенький какой, – прошамкала бабка, – эх, где мои годы, – и, шурша юбками, поспешила исчезнуть в темноте. Скрипнула, захлопнулась дверь. Все это время Варка старался не дышать. Он здраво рассудил, что бабка сама предназначенную для него гадость нюхать не станет и, стало быть, вернется не скоро.
Оставшись в одиночестве, он сразу попытался сесть. Ничего не вышло. Связывать его никто и не думал, но сил хватило только на то, чтобы оторвать голову от подушки. Непослушными, негнущимися руками Варка содрал, скомкал укрывавшее его одеяло и швырнул в хлипкий треножник с пылающими углями. Как ни странно, попал. Угли раскатились по полу, отчетливо запахло паленой шерстью, комната наполнилась дымом. Ладно, лучше дым, чем бабкина отрава. Встать по-прежнему не получалось. Тогда он перекатился с боку на бок, свалился с кровати и пополз, кашляя от дыма, то и дело натыкаясь на горячие уголья. Дверь была где-то там. Наверное.
Полз, пока не уткнулся лбом в стенку. Стенка была холодная, шершавая. Голове вроде стало легче. Хорошая стенка, удобная. Цепляясь за нее, как за любимого друга, Варка встал. Наверху дыма было поменьше. Так, чего он хотел-то? Ах да, дверь. Дверь нашлась довольно быстро. Высокая, прочная, вся в каких-то резных финтифлюшках. Кашляя и отплевываясь, Варка шарил по ней, пока не нащупал длинную гладкую ручку. Потянул на себя – не поддалась. Толкнул вперед – снова неудача. Конечно, заперто. Аза дверью, небось, и охрана. Варка подышал, собираясь с силами, всей тяжестью налег на резную створку. Непонятные финтифлюшки больно впились в тело.
Внезапно дверь легко распахнулась. Варка, лишившись опоры, упал вперед и врезался во что-то мягкое. Мягкое под его тяжестью застонало человеческим голосом и осело на пол.
* * *
Караулить крайна поставили Федора, и Липка воспрял духом. До полуночи он терпеливо ждал, затаившись в одной из оконных ниш. С вечера Федор усердно накачивался пивом, и теперь его потянуло на двор. Липка не знал, сможет ли все исполнить как надо. Но голова у него больше не кружилась, озноб отступил, а язва на руке покрылась коричневыми твердыми корками. Опираясь на костылик, подарок дядьки Авдея, он подкрался к двери, непослушными руками сдвинул засов. Крайна не пришлось вытаскивать, сам свалился ему на голову. Липка не возражал. Теперь главное – попасть на двор, на воздух, к открытому небу.
Липка попытался объяснить, что покажет дорогу, что надо спешить, пока не вернулся Федор, но оказалось, что идти крайн не может. Совсем. Липка кряхтя закинул руку крайна себе на плечо. Спина заныла так, что в глазах потемнело. Липка заскулил тихонько, чтоб не услыхали, навалился на костылик (спасибо Авдею) и двинулся вперед. Крайн старался, помогал ему как мог. Узкий глухой коридор смыкался вокруг, как глотка гигантской змеи, сжимал голову, не давал дышать. Дом Липка никогда не любил. Липкий трупный запах, навечно сгустившийся в темных коридорах, иногда даже снился ему.
Где ползком, где шажком они добрались до пустой в этот час прачечной, а потом, оскальзываясь в мыльных лужах, и до двери во двор. Крайн перевалился через порог, сел на землю, часто дыша, запрокинул лицо к бледным предутренним звездам.
– Лети, – сказал ему Липка. Но, как часто бывало от волнения, губы и язык не слушались, выговаривали нечто невнятное. Тогда Липка показал на небо, махнул здоровой рукой.
– Не могу, – простонал крайн.
– Лети, – все-таки выговорил Липка, – замучат они тебя.
– Не могу.
Варка в тоске смотрел на полоску неба между стеной и соседней крышей. Противно помирать в вонючей щели между прачечной и навозной кучей. Эх, были бы крылья. Совсем близко завопил первый петух. В ответ ему громко запела труба. Двор наполнился топотом ног, командными криками. Сейчас заметят. Спрятаться.
Липка встряхнулся. Прятался он всегда в одном месте, которое ни разу не подводило. Ухватив крайна за руку, он потянул его за собой, съежился, скорчился, нырнул под задние, сто лет как заколоченные ворота княжеской конюшни, испугался было, что пресветлый крайн не захочет мараться в навозной жиже. Однако пресветлый крайн не побрезговал, медленно, но ловко ввинтился в щель между полом и полусгнившей доской. Липка помогал ему, тянул и толкал изо всех сил. Они оказались в проходе между стойлами. Опасный шум остался снаружи. Липка хотел втащить крайна на сеновал. Сам он, если уж очень донимали в Доме, привык прятаться именно там. Но тут грохнули засовы, передние двери распахнулись настежь. Конюхи бросились выводить, седлать Орлицу и Зверя.
– Кто тут? – крикнул дядька Авдей, всматриваясь в полумрак между стойлами.
– Я, – отозвался Липка.
– А… стой там, а то под копыта угодишь.
Оседланных лошадей вывели, но двери не закрыли. Сейчас еще придут. Липка поспешно оглянулся. Крайн забился в стойло к самому Лютке. Сидел, прижавшись к поперечинам загородки. Лютка беспокоился, переступал огромными копытами, косил красноватым глазом.
– Люта, – промычал Липка
