Пол Андерсон - Фантастическая сага

Валгард шевельнулся, пробормотал что-то. Во сне покрытое шрамами лицо тролльхеймского вождя утрачивало присущее ему во время бодрствования энергичное выражение, и видно было, как Валгард осунулся за последнее время, как жалко ввалились его глаза и рот. Стоя возле ложа, Лиа в нерешительности поглядела сверху вниз на усилка, сжимая в руке взятый со стола кинжал.

Перерезать ему горло будет совсем нетрудно. Нет, нельзя рисковать, от нее слишком многое зависит. Одно неверное движение — и все пропало. Сон-то у проклятого чуткий, прямо как у волколака какого. Беззвучно ступая, Лиа отошла прочь от ложа, надела платье и пояс и выскользнула из княжеских покоев. В правой руке у нее был нож, в левой — связка ключей, взятая из тайника, воспользоваться которым она сама же посоветовала Валгарду.

На лестнице ей повстречалась эльфийка, несшая охапку похищенных из арсенала мечей. Женщины взглянули друг на друга и разошлись, не сказав ни слова.

Повсюду спали вповалку, бормоча и ворочаясь во сне, тролли. Несколько раз Лиа пришлось пройти мимо часовых. Но они без слова пропустили ее, окинув лишь похотливым взглядом, полагая, что господин Лиа послал ее куда-то с поручением; имевшие наложниц тролли и раньше часто так поступали.

Спустившись в подземелье, Лиа разыскала дверь в застенок, где томился Имрик, и отперла все три замыкавших ее замка. Стоило ей отворить дверь, как из царившего в застенке красноватого сумрака на нее воззрился бес. Лиа достигла его одним прыжком, и прежде чем он успел хотя бы вскрикнуть, бес упал на пол с перерезанной глоткой, беспомощно трепеща своими крыльями.

Перевернув жаровню и разметав уголья, Лиа перерезала веревку, на которой висел Имрик, подхватила безжизненное тело брата и бережно опустила его на пол. Он так и остался лежать без движения, как мертвый.

Тогда она вырезала на остывших уже угольках из жаровни приносящие исцеление руны и положила угольки те Имрику под язык, на глаза, на изувеченные руки и страшно обожженные ноги, не забывая говорить надобные заклинания. Ужасны были полученные Имриком увечья, и даже само заживление их приносило страшную боль. Он, однако, все терпел, не застонав даже. Лишь дышал часто.

Лиа положила подле него несколько снятых с большой связки ключей.

— Как придешь в себя, освободи пленников-эльфов, — тихо проговорила она. — Их безопасности ради держат в темницах. Оружие для вас спрятано в павильоне у колодца. Знаешь, позади донжона. Но вам не следует пытаться туда проникнуть, пока битва не будет в самом разгаре.

— Отлично, — прохрипел он. Сожженные жаждой голосовые связки едва ему повиновались. — И еще я добуду себе воды, вина, здоровенный ломоть мяса… И всего прочего, что задолжали мне тролли.

Глаза его сверкали так, что даже Лиа немного испугалась. Беззвучно ступая босыми ногами, Лиа прошла подземными переходами к лестнице, ведущей на вершину предназначенной для астрологических наблюдений башни. Пустовавшая в военное безвременье башня эта прилегала к восточной стене замка. Взойдя по бесчисленным ступеням винтовой лестницы, Лиа оказалась на крытой площадке, уставленной всевозможными латунными и хрустальными приборами, откуда вышла на шедший по периметру башни круговой балкон. Хоть и была она в тени, свет заходящего солнца ее все равно совершенно почти ослепил. Но еще хуже было то, что в самое тело ее проникли ужасные, невидимые лучи его. Она едва могла видеть того, кто пришел к стене, как велела она в записке, посланной прошлой ночью в эльфийский лагерь с летучей мышью.

Различить лица воина Лиа не могла. Скорее всего, это кто-нибудь из сидов. А может быть… Сердце ее затрепетало. Может быть, это Скафлок.

Перегнувшись через перила балкона, она бросила ключи вниз. Воин ловко поймал кольцо, на которое они были нанизаны, своим копьем. То были ключи от ворот замка, позволявшие не только отпирать замки, но и отодвигать засовы.

Лиа поспешила прочь, в спасительный сумрак, и быстрее птицы помчалась в княжеские покои. Едва успела она, скинув одежды, забраться обратно в постель, как проснулся Валгард.

— Скоро солнце зайдет, — сказал он. — Пора снаряжаться в бой.

Сняв со стены рог, он отворил дверь на лестницу и затрубил. Услышавшие сигнал тот часовые передали его дальше, и вскоре рев рогов наполнил все переходы замка. Однако это явилось сигналом не только для тролльхеймских ратников, но и для эльфиек. В то мгновение те из них, у кого была такая возможность, вонзили заранее припасенные ножи в сердце своим господам-троллям.

Фрида уже несколько раз теряла сознание, но все же каким-то чудом успевала вовремя прийти в себя и удержаться в седле. Ей подумалось, что совсем впасть в забытье ей не позволяет острая, как ножом пронзающая ее незажившее еще тело боль, и она ощутила благодарность. Боли этой.

Она взяла двух коней и нещадно гнала их галопом. Мимо проносились холмы и деревья, чем-то похожие в те минуты на камешки, которые видишь сквозь бурные воды быстрого ручья. Некоторые из них казались Фриде какими-то ненастоящими. Реальны были лишь мысли, бушевавшие у нее в голове, все же прочее было призрачно, вроде бесплотной мечты.

Она вспомнила, что однажды конь, оступившись, сбросил ее в какой-то ручей. Поэтому-то, когда поехала она дальше, волосы ее и платье покрылись коркой льда.

Потом, когда прошла уже, казалось, целая вечность, и солнце, окрасясь в зловеще-красный цвет, снова клонилось к закату, пал второй конь. Первый давно уж погиб, загнанный. А теперь вот и этот тоже. Фрида пошла пешком, то и дело натыкаясь на деревья, которые не могла разглядеть затуманенными глазами своими, и продираясь сквозь какой-то колючий кустарник. Все сильнее шумело в голове. Фрида не могла вспомнить, кто она такая, но это ее не тревожило. Важно было лишь одно: добраться до Эльфхолма.

ГЛАВА XXVIII

На закате Скафлок приказал трубить в боевые рога. Покинув шатры, эльфийское воинство начало с бряцанием оружия и мстительными криками готовиться к сражению. Слышался конский топ, громкое ржание, грохотали по замерзшей земле колесницы. Когда же построились эльфы в боевой порядок, то позади боевых стягов их и служащей штандартом воздетой на древко иллредовой головы вырос целый лес копий.

Скафлок вскочил на ётунского жеребца. Меч Тюрфинг, казалось, сам рвался вон из ножен, как будто даже подрагивал от нетерпения. Лицо же скафлоково более всего походило в те минуты на лик какого-то забытого бога войны: на нем не читалось уже никаких иных чувств, кроме грозной неумолимости.