Последний жрец богини Лу. Том I - Александр Якубович
Почему именно передо мной? Ну, Илий, даже если бы он был более ушлым, уже старик, и мало на что способен, Лу просто не хотела вникать, так что оставался только я — пришелец из иного мира.
Денег не было, еды не было, помощи ждать неоткуда. Это только в сказках, когда герой попадает в затруднительное положение, откуда ни возьмись, появляются добрые люди, кормят, поят, укладывают спать, деньги суют в карманы, предлагают породниться. Перед нами же тремя вполне реально замаячила если не перспектива голодной смерти, то уж точно голод.
Вспоминая свое студенческое прошлое в общаге, с уверенностью могу сказать, что голод — не тетка и даже не злая мачеха. Голод — это отвратительный коварный убийца, который сначала тебя раздражает, а потом медленно, но уверенно лишает сил, надежды и самого желания жить. Голод действует на человека отупляюще, буквально разрушая его волю изнутри, а превращаться в три безвольных овоща нам было нельзя, нет, совершенно нельзя.
Сейчас время уже перевалило за обед, так что найти какую-нибудь халтуру на день за миску еды и место под крышей было не вариант. Скоро начнет садиться солнце и все рабочие дела прекратятся. Идти в управу и свататься там как счетовод — тоже не вариант. Такие дела не решаются одним днем, ни в моем, ни в каком либо другом мире, в том числе и на Таллерии.
«Чтобы продать что-нибудь ненужное, надо сначала купить что-нибудь ненужное, а у нас денег нет!», — прозвучала в моей голове реплика кота Матроскина, когда я лихорадочно перебирал доступные нам варианты заработка.
Конечно же! При мне остались кое-какие вещи, которые можно было бы заложить или продать, и выручить немного денег хотя бы на первое время. Я, абсолютно довольный собой, расплылся в идиотской улыбке, которую совершенно не поняли мои спутники даже после того, как я объяснил им свою мысль. Но для начала нужно было прицениться.
Отправились мы сразу в центр, в сторону рыночной площади. Игнорируя лотки с нехитрой крестьянской продукцией и товарами редких заезжих купцов, я прямиком отправился к небольшим лавкам и торговым столам, которые разместились на первых этажах окружающих рыночную площадь двухэтажных строений. Торговые столы же просто расположились прямо возле стен.
Ревизия ассортимента и цен меня не воодушевила. За мои пожитки у меня бы получилось выручить, в лучшем случае, пяток серебряных. И то, если голым останусь.
Стоит сказать и пару слов о валютной системе Клерии.
Почти все королевства и княжества имели свои монетные дворы и собственную валюту с разным содержание золота и серебра. В Клерии, понятное дело, ходила продукция клерийского монетного двора — медный, серебряный и золотой кло.
Наименьшей монетой был медный кло или просто медяк. Тридцать медных кло равнялись уже одному серебряному, а тридцать серебряных — одному золотому кло. Были в ходу и несколько номиналов, чтобы облегчить расчеты. Так, кроме обычной медяшки, монетный двор чеканил еще и большие медные монеты номиналом десять и пятнадцать кло, в народе — «трешка» и «половина». Была и серебряная монета номиналом в десять серебряных, в народе просто «десятка». Самой дорогой была большая золотая монета номиналом десять золотых кло. В народе ее звали просто «королем» или «королевской десяткой».
В принципе, с валютой Клерии все было понятно. Сначала, правда, я задумался, почему это тут так зациклены на счете до тридцати, а не до ста, как я привык в своем мире, но быстро все понял. Кое-как научиться считать до тридцати еще можно, а вот до сотни — с большим трудом. Плюс, тогда бы монетному двору приходилось чеканить больше номиналов для каждого типа монет, а это дополнительные расходы. Так что была найдена оптимальная схема, где в одном золотом — тридцать серебряных, а в одной серебряной — тридцать медных монет оригинального номинала. Промежуточные же монеты чуть облегчали жизнь и расчеты, но в учете не использовались.
Так вот, наша ревизия торговых рядов показала, что если я останусь голым, то максимум, который мы сможем выручить — это пять-шесть серебряных монет. Причем львиную долю прибыли приносила продажа ботинок. Очень уж они были интересными для этого мира на вид, из гладкой черной кожи, на высокой подошве, с протектором, при этом достаточно крепкие. За джинсы мне предложили всего серебряный, а вот штаны на мне, которые я кое-как почистил на последнем привале, торговец оценил в монету с трешкой монеты. По глазам этого пройдохи я видел, что цена им как минимум пятерка, а то и все десять серебряных — где они такую ткань еще найдут — но непрезентабельный вид наглухо сбивал цену. Рюкзак оценили тоже всего в полторы монеты серебром, так что я решил с ним не расставаться: от вида походной котомки Илия у меня начинали болеть плечи и спина.
Повезло там, откуда не ждали. Одному из торгашей всякой всячиной, то есть, вероятнее всего, старьевщику, на глаза попался мой перочинный ножик. Видя, как они алчно блеснули, я понял, что все будет хорошо.
— Ну, что тут у нас есть… — Показательно бубнил я, нет-нет, да задевая рукой красный швейцарский ножик с характерным крестом на боку. — Что тут у нас есть.
Понервировав торговца, я все же ухватился за вещицу и продемонстрировал старьевщику желаемое.
Когда он понял, что это не просто красивая вещь из неизвестного металла и красного материала, но нож, шило и еще десяток приспособлений непонятного назначения, мы перешли в стадию горячих торгов.
Чтобы выдержать напор мужичка, мне пришлось вспомнить все, что я когда-либо знал и слышал об одесситах.
Старьевщик терял интерес к ножу, я же демонстрировал блеск лезвия и его остроту. Когда он предлагал мне пять серебряных за диковинку, уже я делал вид, что не больно и надо, и порывался спрятать ножик в карман. Пару раз, после оскорбительно низких предложений в размере шести и семи серебряных, я предлагал прогуляться до ближайшего кузнеца, чтобы тот оценил металл, качество исполнения и полировки.
В этот момент старьевщик бледнел и начинал хватать ртом воздух, потому что кузнец мог оценить ножик в пару золотых хотя бы просто из вредности. Кстати, не нес я его кузнецу по причине того, что он мог попытаться его протестировать, как тут было
