Столица Света - Йеленна
Очарованный Андреа подошел к столику и открыл один из флаконов. Концентрированный аромат навевал море воспоминаний. Он ощутил запах медной печи, горящих поленьев, углей, цветущего поля.
Он отвлекся, заметив краем глаза сквозной проход на террасу с восхитительным видом. Там, скрытая от всяких взглядов, стояла высеченная из мрамора круглая ванна в окружении пальм в горшках. Рядом стояли амфоры, наполненные душистыми солями, предназначенными для купания. Открывавшийся вид позволял любоваться белыми зданиями Фаоса и кипарисами прямо из ванны.
Андреа предпочел исследования отдых у. Он оставил свои поношенные сандалии в спальне и босой отправился изучать Пурпурную виллу. Здесь за садами ухаживали гораздо лучше, чем в Западном Оффиции. Там дети носились по кустам и кромсали их в поисках букашек. Здесь пчелы чинно порхали с цветка на цветок, не опасаясь нападения маленьких варваров. Герань и жимолость располагали к поэтическим размышлениям. Здесь не было слышно криков детей или преследующей их сестры Агнессы, в доме Дезидерии звучало журчание воды в водосточных трубах.
Отверженные реагировали на Андреа так, будто он был частью виллы. Отчасти он понимал недоверие Фисбы, но жалость по отношению к ним все равно была сильнее. Их механические движения запускались исключительно от приказов других людей. Их воля и мысли были очень ограничены. Будучи предоставленными самим себе, Отверженные почти не имели шансов выжить: люди всегда были очень жестоки по отношению к ним, особенно из-за неспособности самостоятельно принимать решения. Они выживали исключительно за счет инстинктов. Несмотря на то, что в обществе воспевали Свет, порой он оказывался несправедлив.
Длинные коридоры виллы были завешаны пурпурными портьерами со стороны окон и уставлены бюстами со стороны комнат. Каждый из них изображал кого-нибудь из знаменитых предков Дезидерии. Ее бюст, довольно точно воспроизводивший оригинал, в особенности ее ястребиный нос, тоже красовался в галерее. Следующему бюсту знатно досталось. Он изображал молодого человека, но по всей видимости с бюстом обращались не очень-то аккуратно. Его явно роняли несколько раз, и на одних частях бюста виднелись вмятины, а на других – трещины. Одну из бровей даже пришлось склеить. Несмотря на все недостатки, было заметно, что оригинал весьма застенчив.
За ним виднелась полуоткрытая дверь. Сквозь щель задувал сквозняк, будто предлагая Андреа зайти. Юноша не стал сопротивляться искушению и подошел поближе. Когда он зашел, свет из коридора полился в комнату, освещая ее необычную обстановку. В помещении стоял затхлый дух. Окна в ней давно не открывали.
У хозяина комнаты была несомненная страсть. Полы были настолько завалены исписанными пергаментами, что за ними уже было не разглядеть напольную плитку. На каждом свободном пятачке располагалось по птичьему чучелу, а стены покрывали перья, выровненные по цвету и размеру. Наконец, с потолка свисали бумажные поворачивающиеся модели, изображавшие птиц. Модели посложнее были вырезаны из дерева и скреплены проволокой.
Андреа наклонился, чтобы поднять один из пергаментов. Талант художника не вызывал сомнений.
Карандашные наброски птиц словно оживали, готовые вспорхнуть с листа. Техника сильно отличалась от того, что Андреа видел у других художников, например, у Каспара. Таинственный рисовальщик работал простым углем, и на некоторых участках штриховка успела размазаться. Неровные края придавали рисункам некоторый шарм, трогательное несовершенство, рожденное из искренности.
– Сюда нельзя.
Приглушенный, но твердый голос Пирама вывел Андреа из задумчивости.
Застигнутый врасплох, Андреа обернулся.
– Дверь была открыта, – будто оправдываясь, ответил юноша.
– Это не дает вам права заходить в комнату хозяина.
– Мне и в голову не приходило, что сюда нельзя. Твоя госпожа сказала чувствовать себя как дома. Я понял ее буквально.
Оправдания Андреа не возымели действия, и Пирам безучастно указал ему на выход. Незваный гость, не дрогнув, подчинился. Отверженный бросил последний взгляд на дверь, после чего вновь запер птиц во мраке каменной клетки.
– Как думаете, она хочет вернуть своего жениха?
Эвандер выдумал свою гипотезу во время ужина. Дезидерия прислала им индейку, запеченную с финиками, которую троица и поедала на одной из террас поместья.
– То есть принцесса Элоиза собирается замуж за жениха госпожи Дезидерии? – неуверенно переспросила Фисба.
– Это бы многое объяснило! Тогда он просто обязан оказаться первым красавцем Фаоса! Таким, чтобы принцесса не могла смириться с тем, что он достанется кому-то еще! И потом, если он того же положения, что и Дезидерия, то он, наверное, сказочно богат.
– Полагаю, что принцесса на финансы не жалуется. Вряд ли она без гроша в кармане.
– Он не жених Дезидерии, – вмешался Андреа, немало удивив Эвандера.
– В самом деле? Почему ты так решил?
– Если бы Дезидерия была помолвлена, она носила бы золотую ленту. А это не так.
– Он прав, – отметила Фисба.
– К сожалению, я не такой наблюдательный, – разочарованно протянул Эвандер.
В Серебряном королевстве был обычай: когда пара решала пожениться, помолвленные обменивались золотой лентой. Ее можно было повязать где угодно: на запястье, шею, палец, лодыжку, руку или даже голову. Лента символизировала связь со Светом, который должен был вскоре соединить их. Традиция стала такой популярной, что ее переняли жители соседних Медных равнин.
– Как думаешь, кто этот таинственный жених принцессы Элоизы? – спросила Фисба у Андреа. – Во всем Фаосе никто не говорит о нем и даже не знает его имени.
– Это кто-то близкий Дезидерии.
– Друг или, может, сын…
– Сын? – встрепенулся Эвандер. – Она не так стара, чтобы иметь сына брачного возраста! К тому же непохоже, чтобы она была замужем.
– Одно можно утверждать наверняка: она хочет, чтобы личность жениха оставалась неизвестной. Любой радовался бы, женись его родственник на принцессе. Это мечта многих знатных родов. Но не Дезидерии…
Друзья притихли, насторожившись.
– Мне все это не нравится, – призналась, наконец, Фисба.
– Постарайся посмотреть на это с другой стороны. Завтра ты идешь во дворец, где будет шанс познакомиться с целой кучей прекрасных молодых людей, несомненно обладающих…
– Предлагаешь ориентироваться на месте, чтобы…
– …понять, что ни один из них мне в подметки не годится! – закончил он за Фисбу.
– Стоило догадаться, – ответила девушка, приподняв бровь.
И все же на ее лице заиграла улыбка. Она слизнула сладкий соус с пальцев и поднялась.
– Я иду спать, – попрощалась Фисба. – Не засиживайтесь. Завтра будет интересный день.
Фисба ушла. На террасе с каждой минутой становилось все темнее. Андреа уже начинал различать звезды, проглядывавшие из мрака, накрывшего их с головами. Не отрывая взгляда от ночного неба, он повернулся к товарищу:
– Тебе не стоит так давить на Фисбу, – заметил Андреа.
– Ты прав. Порой мне кажется, что я сам не верю в то, что говорю…
– Что ты хочешь этим сказать?
Эвандер притянул к себе колено, после чего поделился:
– Я перестал верить, что однажды Фисба полюбит меня.
– Но ты говоришь ей обратное! – воскликнул Андреа.
– Она так переживает из-за того, что ей надо найти мужа, избежать вступления в Культ. Фисба уверена, что никто не захочет ее, что она не заслуживает любви. Когда я вижу, как Фисба переживает, мне хочется отвлечь
