Бортовой журнал "Синей птицы". Том 2. Поворотный момент - Игорь Валерьевич Осипов
— Да где я в космосе возьму бумагу⁈ — ещё громче возмутился Иван, махнув рукой в сторону лобового стекла, за которым светила похожая на родное солнышко Альфа Центавра.
— А ты, княже, закричи богатырским голосом на всю вселенную. Бумагу! Полцарства за пачку бумаги!
— Не смешно, — пробурчал парень. — У меня и царства нет.
— Тогда точно ничего не теряешь.
— Ха-ха-ха, — съехидничал Иван и продолжил: — Даже если найду, как должен письма слать⁈ Космическими голубями⁈ Гонца оправлять? Хотя бы ты не издевайся!
— А я плакать должен⁈ — спросил капитан, сдерживая улыбку, а потом вздохнул и ещё раз пробежался глазами по сообщениям куратора.
Там действительно было уделено много внимания правилам составления отчётов, запросов и заявок с намёком, что придётся исписать не одну тонну макулатуры. И всё только от руки, пером и под камеру. Причём каждому документу присваивается номер, номер регистрируется в общем реестре, и пишется тоже от руки. А особо важные документы, такие как заявки на боеприпасы, оружие и бронескафандры, скрепляются на старинный манер кровью и сургучом. И самое любопытное, что сургуч должен иметь заверенный химсостав.
— Княже, он тебя дрессирует. Приучает к дисциплине и документообороту, — выдал свою резолюцию капитан после нескольких минут размышления.
— Да пошёл он в задницу! — выкрикнул Иван и пнул стенку капитанского мостика, но помня, как сломал кулаком перегородку, пнул легонько. И это тоже бесило, почему он должен сдерживаться⁈ Почему нельзя делать всё, что хочется⁈ Нельзя от души ударить даже простую железяку! Князь он или не князь⁈
Парень выругался и быстрым шагом покинул мостик. Висящие за его спиной окна с сообщениями сами собой погасли и свернулись за ненадобностью.
Но домчаться до каюты парень не успел, так как по общей связи звездолёта разнёсся возглас пилота: «Вот он! Лайнер!»
Иван остановился, крепко выругался, круто развернулся на сто восемьдесят градусов и пошёл обратно на мостик.
«Мирабелла». Так назывался этот достаточно большой космический корабль. Триста метров в длину. Весь белый, с иллюминаторами в три ряда. И триста пассажиров. Для межзвёздного транспорта он был скорее средних размеров, так как громадные трансгалактические лайнеры, пересекающие весь человеческий сектор, могли быть и в пять раза больше, но всё равно впечатлял.
И вопреки ожиданиям, у жертвы нападения пиратов было отнюдь не безлюдно. Рядом с «Мирабеллой» дрейфовали патрульные катера. По обшивке сновали туда-сюда служебные дроиды. А немного поодаль висел военный корвет.
— Нам точно туда надо? — с ухмылкой спросил Петрович.
Иван глянул на капитана, и тот продолжил мысль:
— Жестянку и без нас излазили вдоль и поперёк. И ты мог бы попросить у куратора, чтоб он скинул данные.
Княжич провёл ладонью по волосам и раздосадованный плюхнулся в кресло. Действительно, он почему-то решил, что будет как в предыдущие разы, что окажутся наедине со страшной загадкой.
На вопрос Петровича парень ответил тихо и неохотно:
— Нет, наверное, не надо, но всё равно хочу глянуть. Надо же понимать, откуда начинать поиски Фёклы. Если она жива, конечно, а то вдруг пираты избавились от свидетелей, спалив в фотосфере звезды или сбросив на планету типа Юпитера.
— Тогда идём на сближение, — кивнул с улыбкой капитан и глянул на робота-пилота: — Только без форсажей, а то вояки на корвете могут подумать что-нибудь не так и швырнуть большую торпеду.
— Я что, больной, что ли⁈ — огрызнулся Женёк. — Конечно, малый ход.
И «Синяя птица» принялась медленно приближаться к первому ключику в новой судьбе Фёклы.
Глава 5
Дикая Фекла
Фёкле снился торговый центр. Шумный. Вонючий. Быдлячий. Было не протолкнуться от дешёвых людей, прущих вязанки дешёвых вещей.
Девушка шла босиком на цыпочках по мусору, стараясь не наступить в человеческое дерьмо, размазанное по серому бетону, и не прикасаться голой кожей к суетящемуся сброду, которому самое место в этой грязи.
А потом Фёкла проснулась. Это был даже не сон, а мучительная полудрёма, в которую время от времени она проваливалась, выныривая для того, чтоб, пересиливая брезгливость и страх, справить нужду, либо свернуться клубочком от боли в пустом желудке.
Купчиха уже потеряла счёт времени.
Сколь прошло? Три дня? Четыре? Неделя?
Часы и минуты тянулись липкой белой массой, словно расплавленное стекло, в которое накидали кусочками ужас неизвестности и животный страх перед смертью, неудобства пребывания и отвращение к публике, которая располагалась рядом.
Все триста человек были напичканы как сельди в бочке в большой контейнер-скотовоз, у которого не было ни иллюминаторов, ни часов. Гаджеты у пленных отобрали, а тем, у кого встроены имплантаты, нацепили ошейники с глушилками.
Зато по всепроникающим вспышкам можно было сказать, сколько прыгали через гипер — восемнадцать с большими перерывами раз, словно дух был очень слабым, и ему требовалось долго собираться с силами.
Люди сидели вдоль стены. Кто-то дремал, но нормально спать получалось плохо, так как яркие, режущие глаза лампы не выключались. Посередине помещения стояло три ведра, которые использовались в качестве туалетов, и от них воняло неимоверно. Аж выворачивало. С торца прямоугольного загона, у входа, валялись пластиковые бутыли из-под питьевой воды. Пленных не кормили. Желудок даже перестал просить свою долю. Навалилась слабость и апатия.
— Папенька за меня заплатит, — в который раз, словно молитву, повторила купеческая дочка и посмотрела на труп у вёдер. Недавно у мужчины в дорогом костюме случилась истерика, и пираты пристрелили его и оставили валяться там, где упал.
Фёкла уже устала плакать, а от высохших слёз щипало глаза.
Так бы и продолжалось это монотонное сидение при ярком свете, среди хныкающих или просто угрюмых людей, но дверь открылась, и в неё зашли несколько громил, а следом долговязый в чёрной медицинской маске с белым черепом и костями, изображёнными в стиле пиратского флага.
— Так, падаль! — заорал самый большой головорез после того, как пробежался довольным взглядом по людям. — Сидим смирно! Щас вас будут выкупать!
Пленные оживились и принялись перешёптываться. Летевшие с семьями успокаивали своих домочадцев.
Головорез постучал в дверь, и через минуту в скотовоз двое в неряшливых одеждах занесли столик и стул. А у дверей встали ещё несколько вооружённых людей.
Громила уселся поудобнее и положил на столешницу небольшой проектор и планшет. В воздухе возникли окна с таблицами. Долговязый в маске стал сбоку.
— Ха, я же говорил, что хороший улов. Деньжат срубим и заляжем на год на дно
