Наука побеждать - Павел Вяч
Раненых все несли и несли, а я вновь превратился в киборга.
Обрабатывал рану, очищая её от яда и какого-то дрянного порошка, блокирующего работу Исцеляющих зелий, восстанавливал ток жизненной энергии и наскоро устранял повреждения.
Две минуты, и чуть бледный боец поднимался со стола, с удивлением щупая шрам, оставшийся на месте ранения.
В некоторых случаях приходилось повозиться подольше — когда были задеты внутренние органы или артерия, но на десятом пациенте мои руки орудовали уже сами, и я чуть понизил уровень концентрации.
Что и позволило мне узнать, что же все-таки произошло.
Все оказалось до банального просто.
Шаманы наложили на манипулу песьеголовых заклинание невидимости, и легионеры, подкравшись к нашим стенам, прицельно выбили дежуривших на стене стрелков.
Свыше пятидесяти раненых и убитых лучников за какую-то минуту! Не знаю, как Аш, а я считал, что это провал.
Ведь можно было поставить в дозор хотя бы одного живчика, и тот бы с легкостью засек приближение врага.
Впрочем, задним умом все крепки, а моего мнения никто не спрашивал…
А потом мне и вовсе стало не до размышлений.
Поток раненых начал стремительно увеличиваться, и по количеству и качеству ран я уже вполне себе мог следить за ходом боевых действий.
Сначала поступали только стрелки с колотыми ранами от пилумов, и значит бой шел на подступах к крепостной стене.
Затем начали поступать воины не только с колотыми ранам от пилумов и копий, но и с резаными и рублеными — бой сместился на стены.
А потом нет-нет, да и начали попадаться бойцы с рваными укушенными ранами — видимо легионеры песьеголовых не брезговали пускать в ход свои клыки.
И все это время не было ни одного бойца с тяжелыми или смертельными ранами — только легкие и средние.
Легких я ставил на ноги за две минуты, вручал зелье Бодрости и отправлял на стену. На средних уходило в два раза больше времени, и их я силком укладывал в койки.
Пусть парни и рвались обратно в бой, но час отдыха сейчас был полезней их немедленного присутствия на стене.
К тому же, на самой стене было не так уж много места.
Тот факт, что ко мне не поступают воины с тяжелыми и смертельными ранами, говорил об одном из двух — или основной удар псов пришелся на западный участок стены, или парни используют тюбики.
И чуть ли не молился на первый вариант, но морально готовился ко второму.
И, как оказалось, не зря.
В какой-то момент мой лазарет оказался переполнен воинами, получившими вторую, а то и третью рану — ко мне начали поступать парни, уже вколовшие себе тюбик.
С одной стороны, с ними было проще — зелье Исцеления облегчало мне работу, и все, что мне зачастую требовалось — помочь энергии свободно бежать по энергоканалам.
С другой — иногда мне приходилось вскрывать уже зажившую рану и править криво вставшую кость. А то и ломать.
К счастью, несмотря на проклятье Ануба, я сохранил возможность оперировать энергией Смерти. И в этот раз мне не приходилось контролировать силу, чтобы случайно не навредить пациенту.
Ануб, чтобы он провисел в своих цепях ещё не одно тысячелетие, сам того не подозревая, сделал мне только лучше.
Я смело уничтожал язвы, выжигал заражения и охлаждал воспаления. Парадокс, но энергия Смерти в этом отношении на голову превосходила энергию Жизни.
На кого-то у меня уходило две-три минуты, на кого-то пять-шесть, в особо запущенных случаях десять-двенадцать.
Параллельно с этим я поддерживал в лазарете сразу три ауры — полученную в награду от Сети Ауру Света, Ауру Здоровья и Ауру Выносливости.
Последние две ауры относились к пятому и шестому кругу школы Жизни и требовали для подпитки значительного количества энергии.
И я бы трижды подумал, прежде, чем их использовать, но Денебери не просто наполнил посох некроэнергией, он каким-то образом умудрился её очистить, и теперь мой посох представлял из себя эдакий аккумулятор.
Честно говоря, наибольшую сложность представляли не операции, а сами воины — парни, почувствовав облегчение, рвались в бой, не понимая, что час полноценного отдыха полностью их восстановит.
Приходилось угрожать, орать и даже прибегать к помощи посоха.
Хорошо хоть, фон Аэр, которому Аш дал майорскую должность, умело воздействовал на вояк, взывая к субординации и прямому приказу Аша.
Нас воины, особенно погранцы, всерьез не воспринимали, а вот Аша побаивались, чем фон Аэр и пользовался.
Так мы и работали — я латал воинов, кого-то вытаскивая с того света, а кого просто ставя на ноги, Крик фон Аэр поддерживал в лазарете порядок.
А потом что-то пошло не так.
И причиной послужил прибывший на носилках Багур.
Бывший капитан стражи выделялся среди обычных воинов своими сверкающими доспехами, и именно поэтому стал для псов желанной целью.
Прежде, чем приступить к исцелению, я насчитал в нем с десяток ушибов от не пробивших доспех пилумов, три закрытых перелома и тяжелейший сотряс — будто шлем Багура принял на себя удар боевого топора.
С воином я провозился около десяти минут — снимать доспех не хотелось, поэтому пришлось действовать вслепую.
Кости я страстил довольно быстро, ушибы рассосались сами, а вот с головой пришлось помучаться.
Багур не использовал тюбик, и жизненной энергии в его теле не хватало. Пришлось делиться своей и постоянно охлаждать голову стражника, попутно разгоняя помутневшую прану.
В итоге я создал небольшой вихрь, который приводил прану в движение, и пропустил сквозь Багура несколько целительных волн.
Пришлось, конечно, повозиться, но результат мне понравился. Если бы я вздумал снимать шлем, то потерял бы уйму времени — после удара голова Багура распухла, а лицо отекло.
Зато сейчас шлем можно было с легкостью снять, но… зачем?
Я наоборот прикрыл забрало стражника, и мы с фон Аэром перенесли его на ближайшую койку — Багуру для полноценного восстановления требовалось отдохнуть как минимум полчаса.
Затем, судя по валу пациентов с колющими ранами, наши снова отбросили псов со стены, а потом и вовсе наступило затишье.
Фон Аэр, пользуясь передышкой, отпросился у меня на стену, и я, не раздумывая, его отпустил — самому было интересно, как идут дела и к чему нужно быть готовым.
Вместе с магиком лазарет покинула большая часть пациентов — мол, они и там могут посидеть, а сейчас самое подходящее время, чтобы освободить койки для своих товарищей.
И я согласился, признавая актуальность идеи.
Хоть в душе теплилась надежда, что песьеголовые отступят, давая нам так необходимую сейчас передышку, но здравый
