Когда тигр спустился с горы - Нги Во
Тии открыли рот, чтобы исполнить просьбу, но Синь Лоан решительно покачала головой.
– Отвратительно, служитель, совершенно отвратительно. Все было совсем не так.
– Да, но так мне нравится больше, – воодушевленно возразила Синь Кам. – А стихи были… о-о!
Она оскорбленно взвизгнула: Синь Лоан дернула ее за ухо.
– Тебе такое нравиться не должно, – упрекнула она. – Это неправильно.
Синь Кам полизала лапу и принялась рьяно намывать пострадавшее ухо.
– Если мне так хочется, имею право, – строптиво и угрюмо заявила она.
– Само собой, но лишний раз не болтай, а то служитель подумает, что можно и дальше рассказывать об происшедшем вот так.
– Пусть рассказывает и так, и сяк, – настойчиво потребовала Синь Кам, и Синь Хоа, вновь разбуженная возней, положила лапищу на плечо сестры и принялась сонно вылизывать ее.
– Не сможет, пока не узнает, как надо, – невнятно пробурчала Синь Хоа. – Сестра?..
– Безусловно, – с достоинством ответила Синь Лоан.
Рот Хо Тхи Тхао изнывал от боли, но она все еще чуяла запах гнева Дьеу, восхитительный на ее вкус, и следовала за ней через лес, стараясь погромче хрустеть ветками и отпинывать камешки на ходу, потому что как иначе Дьеу узнала бы о ее присутствии?
Хо Тхи Тхао уже достигла границы своей территории, хотя о том, что это ее территория, свидетельствовало лишь ее присутствие здесь, и она не сразу поняла, что Дьеу предпочла остановиться в лисьем могильнике.
Семья Чэн из Западной Чжоу поселилась здесь, изгнанная и злополучная, и меньше чем через год их сожрали местные лисы, которые в дальнейшем с удовольствием поселились в доме Чэн, пользуясь им, прекрасными манерами из Чжоу, одеждой хозяев дома и, конечно, их черепами. Патриарха Чэн убили воины, но лисы вырезали подобие его головы из репы и насадили на палку. Когда старик должен был с достоинством кивать или неодобрительно качать головой, кто-нибудь из находящихся поблизости лис протягивал лапу и тряс палку соответствующим образом.
Все это Хо Тхи Тхао увидела, когда снесла ударом ворота, а затем вломилась в зал пиршеств, где мать-лиса сидела вместе со своим репоголовым супругом, сестрой и лисятами. Столом им служила прелая крышка колодца, на которую подали требуху – любимое кушанье лис, а также полусгнивших кротов, плесневый лиловый ямс и выложенные горками личинки термитов, выкопанные из-под трухлявых деревьев.
До всего увиденного Хо Тхи Тхао не было дела. А до чего было, так это до Дьеу, сидящей рядом со старшим лисенком. На голове Дьеу красовался истлевший белый саван, изображающий головной убор невесты.
– М-м, похоже на свадьбу, – с некоторым удивлением сказала тигрица, не ожидавшая, что книжница Дьеу так несерьезно отнесется к ее чувствам.
– Свадьба и есть, и тебя не приглашали, – тявкнула мать-лиса.
– Я тигрица, я приглашена всюду, куда мне вздумается прийти, – ответила Хо Тхи Тхао.
– Я приглашаю ее, – вдруг сказала Дьеу, поднялась со своего места рядом с женихом и взяла Хо Тхи Тхао за руку.
Усевшись за стол, Хо Тхи Тхао увидела, что перед Дьеу стоят три чарочки рисового вина – настоящего, поскольку какие-никакие понятия о приличиях у лис все-таки имелись. Две из этих чарочек Дьеу уже опустошила, и если бы выпила вино из третьей, тогда даже тигрица ничего не смогла бы поделать: это означало бы, что Дьеу вышла замуж в лисий могильник и обратного пути у нее нет.
– Я хочу уйти немедленно, – сказала Дьеу, спокойствие которой, несмотря на ее незавидную участь, впечатляло. – Ты можешь мне помочь?
– Я могла бы, – отозвалась Хо Тхи Тхао, все еще немного уязвленная тем, как быстро Дьеу нашла себе мужа. – А что ты мне дашь?
– Мои волосы, – Дьеу помнила, как Хо Тхи Тхао вновь и вновь принималась гладить их в ту первую ночь.
– Они больше нравятся мне на твоей голове, так что нет, – отказалась Хо Тхи Тхао.
– Тогда я отдам тебе свою правую руку, – предложила Дьеу, вспомнив их вторую ночь.
– Ее хватило бы мне всего на один укус, и опять-таки она больше нравится мне как единое целое с тобой. Так что нет.
Хо Тхи Тхао задумалась.
– Отдай мне ту маленькую зеленую табличку, которую ты носишь на шее. Я вижу, ты постоянно вертишь ее в руке, вот и отдай мне.
К ее удивлению, Дьеу покачала головой.
– Ее отдать не могу, – сказала она, и Хо Тхи Тхао страшно разозлилась.
– Сдается мне, ты не прочь остаться здесь и выйти за лисенка, – рявкнула Хо Тхи Тхао. – Прекрасно.
Она поднялась, чтобы уйти, но Дьеу удержала ее.
– Если ты выведешь меня отсюда, я поделюсь с тобой любой едой, какая у меня только будет. Я дам тебе отведать первой из каждой миски и отпить первой из каждой чаши.
После таких слов Хо Тхи Тхао можно было сбить с ног даже перышком: ее сердце забилось, как охотничьи барабаны великого клана Кьеу, глаза раскрылись широко, как озаренные луной озера в чаще леса.
– О-о… – только и выговорила она. – О-о.
– Ты не вправе так поступить! – запричитала старшая из сестер-лис. – Всем известно, как вспыльчивы тигры, какие они азартные игроки! Будешь вечно ходить избитая!
– Она засадит тебя нянчиться с ее детенышами, а сама умчится кутить куда-нибудь в летающие дворцы призраков, – подхватила младшая. – И оставлять тебя будет одну-одинешеньку все время, а лис никогда бы так с тобой не поступил.
Репоголовый патриарх затряс головой, выражая согласие, но его сын лишь нервно озирался по сторонам, так как почти не питал иллюзий насчет того, каким мужем он будет, и тем более – насчет того, как успешно он способен противостоять тигру в брачном поединке.
– Ты это всерьез – то, что сейчас сказала? – спросила Хо Тхи Тхао, и когда Дьеу кивнула, дотянулась до савана у нее на голове и сорвала его.
– Ладно, – добавила тигрица. – Закрой глаза.
Дьеу подчинилась, поэтому лишь услышала, но не увидела, как были убиты лисы, как младший из лисят был сожран целиком, а старшие сестры рухнули со сломанными хребтами и оторванными головами. Сын семейства удрал и в дальнейшем досаждал тигру с гор Ожерелья, но это, конечно, совсем другая история.
Как чуткая натура, Хо Тхи Тхао не желала шокировать свою невесту видом пролитой крови. Правда, кровь забрызгала одежду Дьеу и безнадежно испортила ее обувь, но Хо Тхи Тхао с удовольствием отметила, что глаза книжницы оставались зажмуренными, хоть она и дрожала, как сосна на сильном ветру.
– Ладно, – подала голос тигрица. – Пойдем, я подыщу нам место для ночлега получше этого.
Она вывела Дьеу из лисьего могильника, привела к мягкой земле под раскидистой красной сосной и там сняла с Дьеу одежду и обувь, потому что они ведь все равно теперь никуда не годились. Потом тигрица сходила на охоту, добыла жирного поросенка, позволила Дьеу опалить его, как ей больше нравится, и приняла лучшие куски, причитающиеся ей, из нежных пальчиков своей молодой
