Пещера - Геннадий Петрович Авласенко
– И всё?
– А что ещё?
– Он тебя любит, – тихо, еле слышно проговорил Мэг. – И ты сама прекрасно знаешь, что он тебя очень любит…
– Вернее, любил… – Рут отвернулась, но Мэг успел заметить, как вспыхнули ярким румянцем щёки девушки. – А теперь, после всего этого…
– Он тебя любит! – упрямо повторил Мэг. – Тебя одну! И у него никого нет, кроме тебя, я это знаю точно! И не было!
– Ну, конечно… – Рут слабо улыбнулась. – В «межзвёздной» им не до этого…
– Он тебя очень любит! – в третий раз повторил Мэг. Потом, повинуясь какому-то внезапному порыву, подошёл к девушке, взял её за руку. – Он тебя ждёт, понимаешь!
– Ждёт?
Вырвав руку, Рут сделала шаг назад.
– Это он тебе сам сказал?
– Нет! – Мэг отрицательно мотнул головой. – Это я и сам понял!
Замолчав, Мэг в ожидании ответа молча смотрел на девушку, но Рут тоже молчала. О чём она сейчас думала, этого Мэг не знал…
– А хочешь, мы отправимся к нему прямо сейчас?! – внезапно выпалил он давно заготовленную фразу. – На Меркурий!
– Отправимся к нему? – Рут в каком-то даже замешательстве взглянула на Мэга. – Прямо сейчас?
– А чего ждать! – в волнении Мэг вновь схватил Рут за руку. – Он тебя любит, ты его тоже! Ведь любишь же, разве не так?!
– Не знаю, – прошептала Рут, низко опуская голову. – Наверное…
– Ну и прекрасно!
Мэг сделал попытку мгновенного переноса в пространстве, но ничего у него не вышло. Слегка удивлённый, он посмотрел на девушку.
– Не понял!
– Прости, но… – Рут отняла руку. – Понимаешь, если бы не та девушка, Лерка… если бы не её внезапная смерть в тот самый день… А сейчас, сам понимаешь…
– Язык мой – враг мой! – с явным огорчением Мэг пожал плечами. – Казалось, что стоило просто промолчать…
– Может, и стоило…
– Так что передать Нику?
– Передай ему, что… А впрочем, ничего не передавай. Скажи только, что у меня тоже никого нет. И не было…
– Это обнадёживает! – пробормотал Мэг, делая прощальный жест рукой. – Ну, всё тогда! Салют!
Через мгновение он уже был на Меркурии…
Из личного дневника Веры Никифоровой
Ох, скукотища какая!
Хоть бы лагерь этот дурацкий поскорее закончился, что ли! Потом…
А что, собственно говоря, потом?
А ничего, собственно говоря, потом! Ни-че-го!
В смысле, ничего хорошего!
Опять детки эти притыренные, ничего абсолютно знать-ведать не желающие! И тетрадочки, и проверочки… и срезики областные, на которых именно тебя и норовят «срезать» в первую очередь… и вот все эти «прелести» учительской жизни вновь меня ожидают в обозримом будущем…
И, главное, ноль просвета, ноль привета во всей этой чёртовой жизни!
Только и радости, что кавалеров своих (и бывших, и потенциальных) вновь узрею, после долгой летней разлуки. Честно говоря, соскучилась я немного по настоящему мужскому обществу. У нас, в лагере, разве мужики? Один Костик… да и тот, если честно, меня уже, как говорится, заколебал! И как хорошо, замечательно просто, что мы с ним наконец-таки окончательно разошлись, как в море корабли, после недавнего бурного «выяснения отношений».
Тьфу ты, чёрт! Совсем из головы вон: мы же с ним уже и помириться успели! Как раз вчера вечером это достопамятное событие и произошло…
Ох уж этот вчерашний вечер! Ой, как голова то трещит, как башка то раскалывается! Вот что значит: перепить свою законную дозу!
А Нинке моей, кстати, хоть бы хны! Как всегда, вскочила ни свет, ни заря, на речку ещё сбегала (бр-р!), пока я дрыхла. Потом меня кое-как растолкала… а вот сейчас пошла «бармалейчиков» поднимать. И моих, кстати, тоже…
А я вот сижу, пишу, как говорится, по горячим следам. И голова трещит, и руки трясутся… а вот пишу всё же… И на кой это мне?
Совсем забыла, на чём я остановилась? На Нинке, кажется? Точно, на ней!
Вот не могу я понять её, хоть убейте меня, не могу! Третий год уже пошёл, как она в школу нашу приехала и со мной вместе поселилась. Или четвёртый?
Точно, четвёртый, ибо зимой это было, на самой середине учебного года. И с тех самых пор вместе… ну, если не считать того мрачного кратковременного периода, когда Нинка моя, ни с того, ни с сего, замуж вдруг выскочила за инженерика этого очкастого. Нашла сокровище!
Я, кстати, сразу же узрела, что ни черта у них не получится, с женитьбой этой. Я же видела, как она на него смотрела… как на пустое место смотрят…
И что же? По-моему всё и вышло, в конце концов!
Нет, если честно, он парень неплохой. Вежливый такой, аккуратный. А уж какой положительный – хоть памятник возводи. И мне его даже жалко немножечко было потом. Ну, когда они уже снова разбежались, и Нинка ко мне воротилась, в мою, так сказать, казённую хибару…
Как он, бедняга, переживал, чего он только не перепробовал, с одной-единственной лишь целью: воротить себе супружницу свою законную. Ему, бедолагу, всё казалось, что это он в чём-то таком виноват… что это он чего-то не так сделал. Или, наоборот, не сделал…
В общем, цветы под окна таскал ежедневно (не букетами, а целыми охапками), письма ей писал длиннющие (романы целые, а не письма), а уж как меня то донимал…
Идёшь, бывало, по улице… глядь: торчит уже на обочине, хоть часы проверяй. Караулит. И морда такая разнесчастная, что вот-вот заплачет, кажется. А я гляжу на него, и зло такое меня разбирает, не знаю, на кого больше: то ли на него, то ли на Нинку мою… то ли на обоих сразу…
И вот, прохожу мимо… а он рядышком, рядышком…
– Ну, что? – робко так интересуется. – Говорила?
– Говорила, – отвечаю, а у самой всё внутри так и кипит, так и клокочет. – Два раза говорила: вечером, а потом и утром сегодня…
– И что? – а у самого от волнения аж голос временами пропадает. – Что она?
– А ничего она! – отвечаю со всей возможной грубостью. – И, может, хватит уже?!
Да где там!
Видит бог, я делала всё, что могла. И с Нинкой разговаривала (и не раз, не два, а бесчисленное множество раз), и с ним воспитательно-утешительную работу проводила. Ей-богу, готова была себя взамен предложить временно, так он мне осточертел в страданиях своих идиотских! И даже когда уезжал он из наших мест (единственно по причине безответной своей любви), даже тогда я ещё пыталась как-то на Нинку свою повлиять…
Но что, спрашивается, могла я поделать, если Нинка – она Нинка и есть!
А
