Роберт Говард - Волки по ту сторону границы

На площади появился лорд Валериан в сопровождении дикарей, большая часть которых сразу же принялась править оружие. Тем временем Колдун вернулся в хижину и вытащил из нее огромный, около двенадцати футов длиной, кожаный мешок, чем-то до отказа набитый и крепко перевязанный. Вряд ли он был тяжелым, судя по тому, что немощный старик нес его без усилий; у меня сложилось впечатление, что мешок был просто хорошенько надут. По приказу Колдуна пикты привязали этот мешок к раздвоенному шесту и, наконец, тронулись в путь.

Судя по выражениям лиц и гневному ворчанию наших стражей, они были страшно недовольны тем, что оставлены охранять нас и лишены возможности участвовать в набеге.

Колдун смотрел вслед удалявшемуся отряду до тех пор, пока тот не скрылся в лесу. Затем он поочередно проверил крепость наших пут, при этом внимательно вглядываясь в лица. Мне пришлось приложить немалые усилия, чтобы выдержать его пронизывающий взгляд. После этого старик отошел в сторону, уселся, скрестив ноги, и принялся за свое варварское гадание, подбрасывая кости и наблюдая, в каком сочетании они упадут на землю. Первоначальный результат явно не удовлетворил его, и, повторив попытку, Колдун дребезжащим старческим голосом затянул какую-то песню на незнакомом мне языке.

Охранники, не сомневающиеся в крепости наших пут, похоже, потеряли всякий интерес к выполнению своих обязанностей. Один вообще отошел в сторону, опустился в траву и задремал, прислонившись к стене хижины, другой же начал упражняться с оружием, демонстрируя все известные ему приемы боевого искусства. Внезапно он остановился и, разбудив напарника, показал рукой в сторону Колдуна. Тот сидел неподвижно, буквально окаменев и устремив отсутствующий взгляд в сторону болота. Дикари с осторожностью и почтением приблизились к старику и один из них, вероятно, более смелый, заглянув Колдуну в лицо, пощелкал перед ним пальцами. Тот даже не шелохнулся. Создавалось впечатление, что его дух пребывает сейчас где-то очень далеко.

Пикты начали о чем-то переговариваться между собой, поглядывая то на старика, то на нас с Хаконом. Из них слов мне удалось разобрать, что они решили отправиться вдогонку за ушедшим отрядом, пока Колдун, находящийся в трансе, не может их остановить. Один из дикарей, вытащив топор, направился в мою сторону. Его намерения были более чем ясны. Я, напрягая легкие, изо всех сил закричал, пытаясь вывести Колдуна из оцепенения.

Мой вопль остановил пиктов. Еще раз посовещавшись и, видимо, решив не искушать судьбу, они покинула остров, прыгая по дороге из камней. После того, как дикари исчезли из вида, Хакон пробормотал:

— Хвала Митре, все-таки две пары глаз долой. Но чем это нам поможет? Я связан так крепко, что мне не понять, где у меня руки, а где — ноги!

— Об этом мне удалось позаботиться, — отозвался я и принялся за дело. Расслабив напряженные мускулы, я почувствовал, что ремни уже не так впиваются в тело. Поочередно приподнимая, насколько это было возможно, и опуская плечи, я попытался освободить кисти рук. Постепенно стягивающие их петли начали соскальзывать, и через некоторое время я освободил правую ладонь. С неимоверным напряжением выворачивая кисть, я принялся просовывать кончики пальцев под петлю на предплечье — и, наконец, мне это удалось.

Колдун все еще был в трансе, а я, обливаясь потом, продолжал трудиться над своими ремнями.

День приближался к закату. После того, как я освободил правое предплечье, петли ослабли настолько, что вытащить левую руку не представляло труда. Остальное было еще легче — ремни, стягивающие грудь, я сдвинул вверх и освободил туловище, а затем и ноги.

Взглянув на Колдуна — тот все еще сидел неподвижно — я попытался тронуться с места. Острая боль пронзила все мускулы — казалось, в них как будто всадили тысячи иголок. На подгибающихся ногах я подошел к своему товарищу.

Пикты, безусловно, хорошо постарались, привязывая Хакона к столбу, и высвободить его из пут без ножа было почти безнадежным делом.

— Поищи лучше что-нибудь острое, — посоветовал командир, — а то провозишься до рассвета.

Я не хотел терять времени и пустил в ход зубы. Но так как результат оставлял желать лучшего, пришлось последовать совету и осмотреть хижины. К несчастью, пикты, уходя, унесли с собой все оружие, и я нашел только лук необычной формы, висевший на стене в хижине колдуна, забитой кучами различного хлама, копившегося, вероятно, не одно десятилетие. Здесь же был и колчан, заполненный короткими стрелами, годными для охотны на дичь не крупнее дикой утки, но их костяные наконечники не могли послужить для моей цели.

Таким образом, единственным доступным мне оружием был нож, висевший на поясе Колдуна. Я осторожно подкрался к старику, до сих пор находившемуся в прежнем положении, и, схватив его за волосы, изо всех сил нанес удар в челюсть.

Тело Колдуна отбросило на несколько локтей, и он безвольно растянулся на земле. Казалось, все кончено, но вдруг старик вздрогнул и попытался подняться. Я догадался, что дух, покидавший его тело, вернулся в свою оболочку. Не теряя ни мгновения, я навалился на Колдуна и стиснул пальцы на тощем горле. Но, невероятное дело — он стал сопротивляться с силой, которую было невозможно представить в его немощном теле. Под сухой кожей внезапно напряглись железные мышцы. Старик, несколько раз ударив меня ногами, попытался вцепиться в мои глаза таким быстрым движением, что я едва успел отклониться в сторону. Случайно поймав его взгляд, я вдруг почувствовал, как ослабевает моя воля. Я начал осознавать, что этот старик

— мой повелитель, мой владыка, и если он захочет забрать мою жизнь, я покорно преподнесу ему этот скромный подарок. С чудовищным трудом я прикрыл веки; это помогло мне избавиться от наваждения, позволив не ослабить хватку.

Но дело осложнялось тем, что я не мог отпустить горло старика — произнеси он заклинание, мой дух навсегда покинул бы бренную плоть. И, тем не менее, сопротивление Колдуна ослабевало — хоть он ухитрился вытащить кинжал из висевших на поясе ножен, сил старика хватило лишь на то, чтобы поцарапать мне кожу. Постепенно его движения становились все более беспорядочными и вялыми, но я не отпускал его до тех пор, пока он не перестал подавать последних признаков жизни. Сердце старика остановилось, но я, не желая рисковать, выхватил из его рук кинжал и перерезал горло последнего из Древних.

С трудом поднявшись, я подошел к Хакону и освободил его от пут. Командир, как подкошенный, рухнул на землю и, шипя и кривясь от боли, принялся растирать затекшие члены. Когда он, наконец, обрел способность двигаться, я спросил: