Джон Норман - Изгой Гора

— Ну, Торн из Тарны, — сказал я, подкалывая его, — давай померимся силой.

Но Торн отступил назад и приказал солдату опустить копье. Он снял шлем и сел на корточки. Солдат возвышался над ним. Торн смотрел на меня, а я на него.

Теперь он проникся ко мне уважением, а значит, стал более опасен. Он видел мгновенную гибель своих солдат и размышлял, стоит ли еще испытывать мое искусство. Я был уверен, что он не скрестит со мной свое оружие, если не будет уверен на все сто процентов в своей победе. А именно в этом он сейчас и не был уверен.

— Давай поговорим, — сказал Торн из Тарны.

Я тоже опустился на корточки.

— Поговорим, — согласился я.

Мы вложили мечи в ножны.

Торн был большим массивным человеком, уже начинавшим полнеть. Лицо его было мясистое, желтоватого цвета с красными прожилками. У него не было бороды, только по обеим сторонам подбородка тянулись две полоски, больше похожие на грязь, чем на бороду. Длинные волосы были завязаны узлом на затылке. Глаза сидели очень глубоко в глазницах. Это были красные мутные глаза человека, проводившего долгие ночи в разгуле и разврате. Было очевидно, что Торн не является человеком высоких нравственных идеалов и фантастической чистоты и не будет жертвовать всем ради достижения благородной цели. Торн никогда не будет убаром, он всегда будет прихвостнем.

— Отдай мне моего человека, — сказал Торн, показав на корчившегося в траве солдата.

Я решил, что несмотря на свои недостатки, Торн был хорошим солдатом.

— Возьми, — сказал я.

Солдат подошел к упавшему человеку и осмотрел его рану. Другой был мертв.

— Он может выжить, — сказал солдат с копьем.

— Перевяжи его, — сказал Торн.

Затем он повернулся ко мне.

— Мне все еще нужна женщина.

— Ты не получишь ее.

— Это же только женщина.

— Возьми, если сможешь.

— Один из моих солдат мертв. Ты можешь взять его долю от продажи.

— Ты очень щедр.

— Значит ты согласен?

— Нет.

— Я думаю, мы можем убить тебя, — сказал Торн, срывая травинку, и, задумчиво кусая ее, рассматривал меня.

— Может быть, — признал я.

— Но, с другой стороны, я не хочу терять своих людей.

— Тогда оставь женщину в покое.

Торн пристально посмотрел на меня, не выпуская изо рта травинку.

— Кто ты?

Я молчал.

— Ты вне закона. На твоей одежде и щите нет герба.

Я не видел причин оспаривать его слова.

— Преступник, — сказал он, — как тебя зовут?

— Тэрл, — ответил я.

— Из какого города?

Это был мучительный вопрос.

— Из Ко-Ро-Ба.

Эффект был необычайный. Девушка, стоявшая позади меня, вскрикнула.

Торн и солдат вскочили на ноги. Я выхватил меч.

— Ты вернулся из Страны Праха, — воскликнул солдат.

— Нет, я такой же живой, как и ты.

— Лучше бы ты ушел в Страну Праха, — сказал Торн, — ты проклят Царствующими Жрецами.

Я взглянул на девушку.

— Твое имя — самое ненавистное на Горе, — сказала она ровным тоном, не глядя мне в глаза.

Мы стояли молча довольно долго. Я чувствовал под ногами траву, еще мокрую от утреннего тумана. Где-то вдали запели птицы.

Торн пожал плечами и, наконец, сказал:

— Мне нужно похоронить солдата.

— Пожалуйста, — ответил я.

Молча Торн и солдат выкопали узкую могилу и похоронили своего товарища. Затем они из двух копий, плаща и веревок соорудили носилки для раненого.

Торн взглянул на девушку и она, к моему крайнему удивлению, подошла к нему и протянула руки. На ее запястьях защелкнулись наручники.

— Зачем ты идешь с ними? — спросил я.

— Я не принесу тебе счастья, — горько сказала она.

— Я освобожу тебя, — сказал я.

— Не приму ничего из рук Тэрла из Ко-Ро-Ба.

Я протянул руку, чтобы коснуться ее, но она вздрогнула и отпрянула назад.

Торн расхохотался.

— Лучше быть в Стране Праха, чем быть Тэрлом из Ко-Ро-Ба.

Я посмотрел на девушку, которая столько дней страдала и теперь схвачена. На ее руки надеты ненавистные браслеты Торна — прекрасно изготовленные, украшенные драгоценностями, сделанные из крепчайшей стали.

Роскошные браслеты составляли явное противоречие с ее нищенской одеждой. Торн тронул пальцем ее одеяние.

— Мы снимем все это, — сказал он, — скоро ты будешь одета в самые лучшие шелка и драгоценности. Роскошь одежды согреет твое сердце.

— Сердце рабыни, — сказала она.

Торн поднял ее подбородок пальцем.

— У тебя прекрасная шея.

Она со злобой посмотрела на него, понимая, что он хочет сказать.

— Скоро ты будешь носить воротник.

— Чей? — спросила она.

Торн внимательно посмотрел на нее. Ценность добычи явно возросла в его глазах.

— Мой, — сказал он.

Девушка вздрогнула. Я сжал кулаки.

— Ну, Тэрл из Ко-Ро-Ба, — сказал он, — все кончено, я забираю эту девушку и предоставляю тебя милости Царствующих Жрецов.

— Если ты привезешь ее в Тарну, то татрикс освободит ее.

— Я привезу ее не в Тарну, а в свою виллу, которая находится за городом, — рассмеялся он неприятным смехом. — И там, как добропорядочный гражданин Тарны, я буду относится к ней с почтением.

— Тогда я сам освобожу ее! — я почувствовал в своей руке рукоять меча.

— Оставь свой меч, воин, — сказал Торн и повернулся к девушке:

— Кому ты принадлежишь?

— Я принадлежу Торну, капитану Тарны, — ответила она.

Я вложил меч в ножны и почувствовал себя разбитым и опустошенным. Возможно, я убил бы Торна и его солдат, освободив девушку, но зачем? Я не мог спасти ее от хищников Гора и других охотников за рабами. А она никогда бы не приняла моей защиты. Ведь она сама предпочла рабство у Торна человеку из Ко-Ро-Ба.

Я посмотрел на нее.

— Ты из Ко-Ро-Ба?

Она напряглась и посмотрела на меня с ненавистью:

— Была.

Слезы жгли ее глаза.

— Как ты осмелился пережить свой город?

— Чтобы отомстить за него!

Она долго смотрела мне в глаза. И затем, когда Торн и его солдат подняли носилки с раненым, сказала мне:

— Прощай, Тэрл из Ко-Ро-Ба.

— Я желаю тебе всего доброго, Вера из города Утренних Башен.

Она быстро повернулась и пошла за своим господином, а я остался один в поле.

ГЛАВА 8. ГОРОД ТАРНА

Улицы Тарна были заполнены народом, но царила странная тишина. Ворота были открыты и стражники не чинили мне никаких препятствий, хотя и подвергли тщательному осмотру. Я слышал, что город Тарна открыт для всех, кто приходит с миром, независимо от того, из какого он города.

Я с любопытством осматривал людей. Все они в полном молчании спешили по своим делам. Это было совсем не похоже на шумливые беспорядочные толпы в других городах. Многие мужчины были одеты в серые туники, на лицах застыло серьезное выражение, как будто они сознавали, что несут ответственность за этот город.