Вадим Панов - Красные камни Белого
Рыжий обидно захохотал. Спорки выругался.
– Лично я отправляюсь вверх по течению, – веско произнес Грозный после того, как вновь наступила тишина. – Когда я ходил на разведку, то видел за горами дым…
– Или туман? – перебил его Рыжий. – Или облака.
– Я видел черный дым, – размеренно продолжил Грозный, не обратив внимания на замечание Рыжего. – Там что-то горело, и я хочу знать – что?
– Намекаешь, что там мы отыщем цеппель?
– Предполагаю.
– Но если он сгорел, какой смысл к нему идти? – недоуменно поинтересовалась Свечка.
– Место катастрофы, – ответила Привереда. – Если дым видел Грозный, его, вполне возможно, видели здешние обитатели. – И решительно закончила: – Я тоже иду вверх по течению.
– Ему нельзя доверять, – напомнил Рыжий.
Напрасно напомнил, потому что тут же получил в свой адрес фирменный укол нахалки:
– Пока ты швырял в речку камешки и жалел себя, Грозный изучил окрестности и раздобыл Свечке одежду. К тому же он не зовет нас с собой, а значит, мы не особо ему нужны, то есть он в себе уверен. И мне кажется, что с ним будет безопаснее.
– У меня есть пистолет.
– А он умный.
– Я тоже пойду с Грозным, – произнесла Свечка. – Хотя я чувствую, что ему было бы проще без нас.
– Мы тоже пойдем, – пошептавшись с Кугой, сказал Тыква.
Рыжий развел руками:
– Один я не останусь.
* * *– И что нам делать?
– Вразуми младших братьев.
– На тебя полагаемся…
– На меня? – Глаза Алокаридаса вспыхнули яростным огнем. – На меня?!
Собравшиеся во дворе послушники опустили головы, отвели взгляды, подобно нашкодившим детям, и лишь один из них – всего один! – набрался смелости промямлить:
– А на кого еще, учитель?
Но голову не поднял, поскольку знал, что не прав. Потому что и он, и все остальные послушники Красного Дома прекрасно понимали, что должны делать, но никто из них не горел желанием идти на смерть. Страх сковал младших братьев. Подлый, примитивный страх за свою жизнь, который не смогли выдавить проведенные в святилище годы.
«Все напрасно… – Старый жрец почувствовал злость. – Разве этому я их учил? Разве для этого я был им живым примером? Терпел дикую боль, но ходил прямо, мучился, но не жаловался, дрожал от слабости, но лично проводил длиннющие ритуалы… разве для этого?»
Да, для этого. Для того чтобы сейчас, испытав грешную злобу, справиться с ней и повести себя правильно. Для того чтобы сейчас, в минуту выбора, что делает каждый из младших братьев, подсказать им верный путь. Потому что именно сейчас проверяется все, что сделал он, Алокаридас, в Красном Доме, проверяется его жизнь.
– Все правильно, – хрипло произнес жрец. – Вы должны полагаться на меня. Но рано или поздно Отец призовет меня к себе. На кого вы будете полагаться тогда?
«На кого, дети? Подумайте об этом, устыдитесь проявленной слабости и станьте взрослыми. Сейчас станьте, потому что может случиться так, что другой шанс вам не выпадет».
Поднятая жрецом тревога вывела во двор всех послушников – около пяти десятков юношей и девушек, самым старшим из которых едва исполнилось двадцать. Растрепанные, ничего не понимающие, напуганные, едва успевшие натянуть одинаковые бурые хламиды, они ежились на утренней прохладе, тоскливо ожидая приказов. Они сообразили, что случилось нечто ужасное, однако не представляли, что именно, и неизвестность вызывала у них страх.
У детей.
У младших братьев и младших сестер, собранных со всего Герметикона. У самых талантливых спорки своего поколения.
Кто-то из них станет великим гипнотом, кто-то – тальнеком, а кому-то выпадет честь заменить его, Алокаридаса, на посту верховного жреца Красного Дома. Их ждет блестящее будущее, их свершения прославят имя Отца, но сейчас они не готовы. Прошедшие инициацию покидали Ахадир, отправлялись во Вселенную, неся Слово Отца, а им на смену приходили следующие ученики – молодые и неопытные. И потому сейчас жреца окружали еще не познавшие объятия Отца щенята, и неуверенность в себе питала их страх так же сильно, как неизвестность.
– Герметикон велик, люди заселили множество планет и продолжают идти дальше, – твердо произнес жрец, и послушники начали медленно поднимать головы, понимая, что услышат важные слова. – Я верю, что однажды Герметикон вырастет до размеров Вселенной. Я верю, что однажды мы разгадаем все ее тайны. Я верю, что так будет. А еще я верю в Отца. Великодушие Его позволило нам жить, мудрость Его позволяет идти вперед. Благодаря Отцу мы покорим все вершины, изучим всю Вселенную, но среди бесчисленного множества планет главной для нас всегда будет Ахадир. Здесь прячется душа спорки. Здесь мы купаемся в благословенном дыхании Отца нашего. И здесь мы не можем себе позволить ни сомнений, ни страха.
Алокаридас чувствовал, что добился своего – послушники устыдились. Осознали недостойную слабость и наполнились решимостью с честью преодолеть ниспосланное испытание. Заканчивая речь, Алокаридас видел не склоненные головы, но горящие глаза, и сердце его пело.
«Спасибо, Отец! Спасибо, что вразумил меня».
– Нет ничего позорного в смущении, в минутной слабости, в сомнении в собственных силах. Позор ложится на тех, кто не способен это преодолеть. Так учит нас Отец. И так учу вас я. – Жрец оглядел послушников. – А теперь мы должны понять, что произошло ночью.
Разобраться в странном и пугающем происшествии, результатом которого стало исчезновение шестерых послушников – четверо дежурили у дверей храма и ворот Красного Дома, а двое находились внутри святого места, но до сих пор не отзывались. Криков или шума никто не слышал, а вот следы борьбы отыскались, правда, не сразу. Разбуженные жрецом послушники выбежали во двор, и два младших брата, повинуясь приказу Алокаридаса, заглянули внутрь храма. И обнаружили у входа лужу крови.
Собственно, после этого открытия и началось смущение.
Кто проник в храм? Кто убил послушников? С какой целью? Почему именно в храме? На Ахадире не было никого, кто мог желать или мог причинить вред Красному Дому, жрец и послушники привыкли чувствовать себя в полной безопасности, а потому трагедия выбила их из колеи.
Со смущением Алокаридас совладал, однако, произнося свою пылкую речь, жрец впервые в жизни пожалел, что храм не охраняется и никогда не охранялся опытными воинами – тем, кто убивает, разрешалось приближаться к Красному Дому лишь по особому распоряжению Старшей Сестры.
– Нужно посмотреть, что происходит в храме, – громко произнес Алокаридас. Помолчал, и добавил: – Сейчас.
Несколько минут назад такое предложение вызвало бы очередной приступ страха, однако слова подействовали, и почти все послушники шагнули вперед.
