Александр Бушков - Чужие берега
Прикинув и так и этак и не придя ни к какому решению, Сварог уверенно повернул направо – туда, куда умчался отряд, и бодро зашагал сквозь стелющийся туман.
…Он не сразу понял, что к обычным лесным ароматам примешиваются другие запахи – дыма и жареного мяса. А когда понял, то невольно ускорил шаг.
С краю от дороги, чуть в глубине леса, среди невысокого кустарника мирно потрескивал костерок. Вокруг него истуканами застыли пять вроде бы человеческих фигур, в беспорядке валялись котомки, узлы, небрежно свернутые дырявые одеяла. Над огнем, нанизанная на сучковатую палку, истекала соком освежеванная тушка. Сварог, вспомнив, что так и не позавтракал перед тем, как спускаться в часовню Атуана, невольно сглотнул. Ну что, будем устанавливать контакт с населением.
– Эй, есть кто живой? – негромко позвал он. А ведь костер, кстати говоря, развели не те, кто проскакал тут до него – лошадок не видать, да и следы копыт уводят дальше по дороге…
– Мимо проходи, – глухо донеслось из-за ближайших зарослей. Сварог скоренько осмотрелся «третьим глазом» – магическими штучками как будто не пахнет. Пахнет мясом.
Сварог вторично вздохнул с облегчением: еще одной проблемой меньше. Если язык один – есть шанс договориться. (И тут же подумал: сколько раз в истории именно это обстоятельство служило толчком к какой-нибудь кровавой заварушке…)
– Грубить-то не надо, – миролюбиво посоветовал он. – Позвольте отдохнуть у огня.
– А ты кто таков? – нерешительно спросили заросли.
– Да я, собственно, сам человек не местный… Бреду вот, мету дороги ветошью своих одежд, – Сварог потряс лохмотьями камзола. – Семь сапог истоптал… то есть, семь пар. Эй, добрый человек, пусти к огоньку, а?
– У меня автомат, – донесся еще более нерешительный ответ. – Еще шаг, и я стреляю.
– Уж больно ты грозен, как я погляжу, – вздохнул Сварог, отметив про себя, что понятие «автомат» здешним знакомо. Хотя пес его знает, что оно здесь означает. – Вы же видите, я один, я безоружен. – И он показал кустам открытые ладони. – Посижу с вами малость и пойду своей дорогой.
– А ежели ты какая нежить лесная и тебе человечинки захотелось?
– А на это я тебе скажу, что у меня с собой есть серебро. Нежить ведь серебра на дух не переносит, так?
– Так-то оно так… Серебро, говоришь? Ну-ка дай…
Сварог отстегнул от пояса одну из многочисленных серебряных висюлек, по этикету обязательных как деталь непарадного, повседневного королевского туалета фамильных цветов, и бросил ее в кусты.
– Можешь оставить себе, – разрешил он. – В качестве платы за согрев…
В кустах зашебуршало, заворочалось, и на дорогу крадучись выбрался изможденный, дряхлый оборванец. Под мышкой, действительно как автомат, он воинственно сжимал длинный изогнутый посох, нацеленный куда-то в туман уарда на два в сторону от Сварога.
– Чего надо? – недружелюбно осведомился он, глядя мимо. На его ногах, до колен замотанных грязными портянками, красовались потешные тапочки с длиннющими, заостряющимися носами.
– Так ведь погреться и отдохнуть, – ответил Сварог. – Что еще надо усталому путнику…
Старец вздрогнул, по-птичьи наклонив голову набок, развернул «дуло» посоха к нему, и Сварог с некоторой оторопью понял, что старик слеп, как крот: оба его зрачка были закрыты огромными выпуклыми бельмами.
– Погреться… – недоверчиво проворчал слепец, чутко вслушиваясь в окружающее. – Самим мало.
– Да я и есть-то не хочу. Сыт, знаете ли, по горло.
– Все так говорят, а потом вещи исчезают… Ну, чего встал! Проходи, садись, грейся. Можешь меня Бедером звать, так и быть…
Эти слова словно послужили сигналом отбоя тревоги: пришелец не опасен, можно расслабиться. Фигуры вокруг костра зашевелились, закряхтели, забормотали что-то, принялись почесываться и тянуть руки к огню.
Сварог секунду поколебался. Отчего-то эта компания ему быстро разонравилась. Впрочем, чутье на опасность молчит, так что…
– Премного благодарен, – сказал Сварог, скромно примостился по-турецки чуть в сторонке и с интересом, смешанным с толикой брезгливости, разглядывал бродяг. Все как один были обряжены в разной степени сохранности лохмотья, все стары и потрепаны… и все как один слепы.
Вот занесла ж нелегкая…
Назвавшийся Бедером заботливо пристроил увесистый посох под себя (как бы действительно не сперли) и потянулся к мясу. Несколько раз сунув пальцы в огонь и зашипев от боли, он наконец нащупал тушку, снял ее с палки и принялся смачно рвать на более-менее одинаковые части. Со всех сторон к нему потянулись костлявые дрожащие руки. Каждому (кроме, вот спасибо, Сварога) досталось по куску. Прореженные зубы впились в мясо, по небритым подбородкам потек жир, утренний воздух наполнился чавканьем и сопением. Сварог молча понаблюдал за трапезой, потом отвернулся, тишком сварганил себе бутерброд с ветчиной и проглотил в три приема. Король завтракает с клошарами: демократия в действии. Привыкайте, ваше величество, здесь никто знать не знает, что вы король…
Неведомо откуда появилась темная бутылка с длинным горлышком, заткнутым грязной тряпицей, и каждый по разу припал к бутыли трепетными, перепачканными в жире губами. После чего она была протянута Сварогу. Он невольно отшатнулся.
– Спасибо, папаша, я не пью.
Чавканье вдруг прекратилось, бельмастые глаза осуждающе уставились на него.
– Ты можешь не есть, – с недовольством в голосе сказал Бедер. – Ты можешь идти своей дорогой. Но если тебе предлагают вино, ты не можешь отказаться. Пей.
Сварог обреченно принял бутылку. Вот они, проблемы первого контакта двух цивилизаций… По привычке проверил на предмет наличия яда, посмотрел бутыль на свет, вздохнул и, стараясь не касаться горлышка губами, сделал малюсенький глоток. Неимоверным усилием воли сохранил лицо, не передернулся и даже умудрился выдавить из себя:
– Спасибо, – вернул бутылку Бедеру. – Большое спасибо… папаша.
Да-с, господа, такого пойла ему не приходилось пивать и во времена повсеместной борьбы с алкоголем, когда что угодно гнали из чего угодно и кушали с превеликим удовольствием… И магия вот это ядом не считает?!..
– А не подскажете ли, уважаемые, – поинтересовался Сварог, продышавшись и решив, что знакомство состоялось, – если я по этой дороге пойду, то куда выйду?
– Ты не из этих мест, – подал голос старик слева, в надвинутой на лоб потрепанной шапочке с ушами, крепко-накрепко завязанными под подбородком, и вытер пальцы о голые колени. – Ты говоришь по-другому, ты одет по-другому. Кто ты и откуда? И как попал сюда?
«А откуда они знают, как я одет?» – подумал Сварог.
– Странник я. Мой дом… там, – он неопределенно махнул рукой, и старцы дружно дернули головами, отслеживая шорох Свароговой одежды.
