Связанные - Олли Ярвинен
— Да чтоб ты сдох, сволочь! У неё же почти получилось! — Больше всего Кристине хотелось, чтобы кто-нибудь оторвал Бравилу обе руки, желательно сразу по плечи, но замерли даже гвардейцы, поражённые непроходимой глупостью и бессмысленностью его поступка. А уже в следующий миг, всеобщее внимание привлёк оглушительный треск и грохот — словно кто-то действительно додумался запустить слона в посудную лавку. Позабыв о растерянно хлопающем глазами сыне управляющего, Кристина бросилась на звук.
У мастерской развернулось настоящее сражение. Рахи отбросили всякую осторожность и выступили открыто — насколько это вообще было возможно для двух клочков тумана, то и дело сталкивающихся, смешивающихся и вновь разлетающихся в стороны, чтобы тотчас обернуться размытыми силуэтами, лишь отдалённо напоминающими человеческие, сойтись и обменяться стремительными ударами, а затем снова раствориться в темноте. Понять, кто побеждает, или хотя бы разобраться, кто есть кто, было совершенно невозможно.
Постепенно сражение всё больше смещалось внутрь; рахи всё чаще исчезали в стене, используя её то в качестве щита, заставляя когти или клинок увязнуть в деревянном брусе, то как оружие — огромную импровизированную дубину, о которую можно было расшибить голову противника. В какой-то момент призраки скрылись в мастерской окончательно — и в тот же миг всё утонуло в грохоте падающих на пол инструментов, бьющегося стекла, разлетающейся в дребезги посуды и злобного шипения, за которым Кристина с ужасом разобрала истошный женский крик.
Люди. Те самые, кому не хватило места ни в амбарах предместий, ни на торговых складах Формо, о которых никто не подумал, и которых не предупредили, что их дома в любую секунду могут превратиться в поле боя. Слишком слабые, чтобы дать призракам отпор, застрявшие между двумя огнями безо всякой надежды на спасение — сколько их ещё, тех, кто прячется по подвалам, на складах, в опустевших лавках и мастерских?
В единственное чудом уцелевшее окно ударили чем-то тяжёлым, торопливо провели по раме, очищая её от осколков слюды. Наружу на мгновение показалась женская голова в сбившимся набок чепчике, а затем и облачённые в серое платье плечи; женщина была не одна, поскольку кто-то явно подталкивал её сзади — и этот кто-то жестоко поплатился за свою доброту: чепчик и серую ткань платья щедро залило густой тёмной кровью. Крик превратился в нечеловеческий вой; что-то ухватило женщину за ноги и одним рывком утянуло внутрь. Отчаянный вопль оборвался, утонув в булькающем хрипе.
На миг всё стихло — затем в дверь мастерской ударилось что-то тяжелое, заставив доски застонать и с сухим треском дернуться на засове. За первым ударом сразу же последовал второй, после которого дверь попросту сорвалась с петель и вылетела наружу; следом, подобно столбу дыма и пламени из горящего здания, вырвались призраки. Прочертив в воздухе размутую дугу, они на огромной скорости врезались в землю, разлетелись в разные стороны, после чего плавно опустились на мостовую на некотором расстоянии друг от друга. Голова Хель безвольно скатилась на плечо, удерживаемая лишь тонким лоскутком кожи. Затем, словно что-то потянуло за ниточку, она короткими рывками потянулась наверх, пока, наконец, не заняла своё место.
Очередной раунд противостояния закончился, так и не выявив победителя.
— Nomi.
Кристина вздрогнула и резко обернулась. Говорил, без сомнения, Эйдон, и в голосе его не слышалось ни раздражения, ни гнева — только сухая категоричность и непоколебимая уверенность в принятом решении. Пусть даже в их ситуации это могло означать что угодно.
Всё прояснилось, когда Нильсем с готовностью направился в сторону Бравила: судя по решительному выражению лица гвардейца и по округлившимся от ужаса глазам юноши, «nomi» совершенно точно не означало ни «взять», ни «арестовать», ни даже «переломать ноги и бросить в ближайшей канаве». Встреча с Нильсемом не предвещала сыну управляющего него хорошего, да тот и сам не стал дожидаться развязки, только мазнул взглядом по лицам солдат, а затем, не найдя там ничего даже отдалённо похожего на жалость или сочувствие, загнанно попятился, выставив перед собой нож.
«Но нельзя же просто взять и…» — пронеслось у Кристины, которая даже не думала, что её пожелание исполнится так быстро.
Или всё-таки можно? Умом она понимала, что Эйдон принял самое рациональное решение: проще раз и навсегда избавиться от Бравила, чем постоянно следить за ним в ожидании очередного фокуса, за который кому-нибудь придётся расплатиться жизнью. С другой стороны, Хель ведь ясно объяснила, что рах может внушить слабому медиуму всё, что вздумается; например, что он владыка сит, разъезжающий верхом на магистре Йоде. Так что теперь, убивать его за то, чего он не может контролировать?
— Не надо! — Кристина рванулась было вперёд, чтобы встать между Бравилом и его палачом, но кто-то сразу же поймал её запястье и резко рванул назад, разворачивая к юноше спиной. Она ударила не глядя, больше от неожиданности, но неизвестный легко уклонился, схватил её за плечи и несколько раз с силой встряхнул. Когда мир, наконец, перестал дрожать, перед глазами возникло серьёзное лицо Мартона. Гвардеец сжал её ещё сильнее и отрицательно покачал головой.
«Решение принято, приказ отдан», — будто бы говорил он, и Кристина осознала, что спорить бесполезно. Хоть глотку сорви, объясняя, что есть другие способы, Бравилу, который, кажется, достал гвардейцев куда больше, чем могло показаться, это уже ничем не поможет. Одновременно с этим пришла и другая, не менее пугающая мысль: её они прикончат точно так же — по приказу. Без эмоций и без колебаний.
Вид подрагивающего в воздухе ножа, как и следовало ожидать, не произвёл на Нильсема ни малейшего впечатления, гвардеец лишь поудобнее перехватил меч и плавно двинулся по кругу, чтобы зайти сбоку. Бравил сцепил зубы и вскинул клинок над головой, всем видом показывая, что не намерен сдаваться так просто. Однако продлилось это недолго, и в самый последний момент, когда Нильсем уже замахнулся для удара, мужество оставило Бравила. С диким воплем он швырнул в гвардейца ножом — но действовал настолько неумело, что тому достаточно
