Совенок. Вода и пламя. Шестая часть - Екатерина Александровна Боброва
Оля вздохнула. Спать хотелось неимоверно, а некоторые…
— Спасибо за подарок, — мама всегда учила быть вежливой, — но я очень устала, так что никуда не пойду.
Несколько мгновений в комнате стояла ошеломленная тишина, копя заряд гнева. А потом склонившаяся над кроватью фигура взорвалась острыми водяными шипами.
— Ты! Наглая девчонка! Посмела мне отказать⁈
— Угу, — сонно прошептала Оля, заворачиваясь в одеяло и отворачиваясь к стенке.
Вода растеряно хлопнула прозрачными ресницами. Беспомощно развела руками.
— Да ладно тебе, — проворчало из камина, и оттуда потянуло теплом, — малышка действительно устала, оставь ее в покое!
— Это ты, — прошипела вода, повернувшись к камину, — сдался.
И передразнила дребезжаще:
— Линия ее судьбы не связана с этим миром… А я вот… буду бороться! — добавила она с вызовом.
— Судьба же… — виновато прогудело пламя.
— Плевать! — мотнула головой вода, разбрызгивая капли. — У девочки будет моя охрана.
Утром на столике около кровати Оли голубой каплей лежал кулон, а внутри камня металась золотая искра.
— Тебе не кажется, это слишком⁈ — возмущенно спросил Фильярг, рассматривая невысыхающую мокрую надпись на стене кабинета.
Кривоватые буквы гласили: «Вернула владелице».
— Вода никогда не делает пустых подарков, — Юля потянула влагу из стены, высушивая, — как и по-настоящему опасных. Пусть кулон будет у Оли, раз ей так хочется.
Фильярг несогласно мотнул головой, с раздражением признавая, что придется смириться. Воевать с водой у него точно не получится.
Эпилог
В день свадьбы выпал снег. Укрыл — на пару часов — землю пушистым покрывалом. Посеребрил ветки деревьев, забелил крыши. И алые наряды на белом стали еще ярче, приковывая к себе взгляды гостей.
Аль шел по скрипучему покрову, крепко — точно боялся, что сбежит — держа за руку Майру. Внутри бушевал настоящий ураган эмоций, и он цеплялся за прохладную ладошку, словно за якорь. Потому как отец не оценит, если он сорвется, подхватит Майру на руки и закружит, вопя от радости что-то несусветно глупое. А уж как император повеселится и после одобрит кандидатуру наследного принца, ведь идиот на троне — это так удобно.
Внутри шипучими пузырьками бурлила радость. Счастье захлестывалось, и он подозревал, что глупая улыбка невменяемо светится на лице, отражая царящее внутри буйство радости. Еще и пламя, целиком и полностью разделяющее чувства хозяина, подначивало: пустим в небо факел с искорками или вертушечку… А можно и сердце из пламени создать! Пусть все видят и знают, что с нами наша огонек, наша любовь.
Аль стискивал зудящие от нетерпения ладони, напоминая себе, что будущий правитель не должен вести себя, как мальчишка. Даже если очень хочется пройтись колесом по дорожке. Или бросить снежок в суровое лицо Третьего. Или язык показать.
Но он держался. Как мог. Хотя счастье, хихикая, толкало на глупости, подпихивало под локти, заставляя сбиваться с шага. А уж сколько глупостей оно нашептывало… Слышали бы братья… Уши оборвали бы.
Взгляд зацепился за светлую улыбку матери и в глазах защипало. Он поспешно отвернулся. Поднял глаза к небу, чтобы слезы вкатились обратно. А там, в начинающей голубеть вышине, кружились силуэты, словно разгоняя собой хмурые снежные тучи и пробивая путь солнцу.
Аль принялся их считать, хотя точно знал, сколько их: Драго с супругой и детьми. Архычан — первый калкалос с искусственным хвостом. Герой. Раненый, но не сломленный. И глава стаи — белоснежно-серый, огромный — в полтора раза больше Драго — калкалос. Завтра, после свадебных торжеств, император вручит ему разрешение вернуться на северные острова империи и проводить там летние месяцы.
Перед входом в храм Аль не удержался, остановился, поднес к губам холодные пальчики. Дунул, согревая. Поцеловал. Нежно.
И вся очередь из гостей терпеливо — с пониманием — ждала.
А потом был остро пахнущий землей и дымом проход. Факел в руке. Сотня ступеней и… Уходящие вверх витые колонны, переплетенные под куполом сложным узором. Высокие окна пропускали свет, подсвечивая белые мраморные плиты на полу. Бело-розовые стены добавляли ощущение пространства и высоты, а девять статуй в центре высотой в три человеческих роста образовывали полукруг.
Все знакомо. Аль видел это много раз, но все равно вздрогнул, когда под ногами разорались:
— Куда прешься, выродок вальшгаса? Огневуха глаза залила? Ослеп?
Майре еле слышно хихикнула. А прозрачные лики выпячивались из пола, наполняя пространство какофонией голосов, смеха, рыданий.
Этот участок храма с девятью расчерченными квадратами именовался «Путь сердца». Через него проходили новобрачные. На него вступал король во время коронации. По нему первый раз вносили ребенка для преставления богу.
Девять статуй смотрели безразлично, а вот стоящий около них первосвященник встретил их радостной улыбкой. Открыл было рот, чтобы начать торжественную речь, как воздух нагрелся. Пахнул в лицо горячим. И рядом с первосвященником поднялся второй. Из огня. Вежливо склонил голову, здороваясь. Потом протянул руки над головами молодых. Из-под пальцев желто-алым водопадом рванули искры, и мир потерялся в пляске пламени.
Огонь обтекал, не обжигая, и Аль ощутил, как радостно откликнулся дар на присутствие стихии. Как запекло кожу. Рядом потрясенно выдохнула Майра, и он порадовался такому подарку. Дар девушки так и не восстановился полностью после лета. Злые языки уже болтали, что будущая королева слаба огнем и не сможет выносить наследника. Шестой на такое бесился. Требовал наказать болтунов. Харт успокаивал, говоря, что болтать будут все равно. А о детях им думать еще рано — сами несмышленыши. А там… лет через десять… Кто знает, что будет. Вот сам Третий не уверен, что Майра подарит им простого наследника… А не какого-нибудь повелителя смерть. Шутил, конечно, но Аль все равно переживал. Не столько за наследника — ему плевать, какой дар тот унаследует — сколько из-за Майры. Ее терять он был не готов.
Окружающий мир посветлел, переставая плясать ало-желто-рыжими языками.
Восхищенно
